Пересказ событий взбудоражил. Шторм с ярчайшими молниями, на днях отгремевший над городом, стоял перед глазами. Представилось, как вместо ливня потоками хлещет огонь, как раздувается он в бешеных порывах ветра. Как выжигает во все стороны – и строения, и людей.
И как стоит в этом пламенном безумии невысокая девушка. Ее руки раскинуты, в темных глазах плещутся отблески огня.
– Впоследствии Иван Бельский был признан погибшим, – резко сменила настроение повествования Палеолог. – Задохнувшимся в подвале своего дома. Однако же, несколько лет спустя, мой знакомец, заслуживающий доверия, собственными глазами видел Ивана Дмитриевича. Живым, здоровым и необожженным. Слово того свидетеля, как и слово мое – крепко и истинно. То был он, а не кто иной.
– Как такое возможно? – удивился я. – То есть, если бы обгоревший труп приняли за него, я бы понял. А если он задохнулся…
Девлет-Гирей, горящая Москва и Иван на царстве – это который Грозный, тут даже я догадался. Первопрестольная вспыхивала неоднократно, но, чтобы так круто – не каждый год. И привязка к личностям.
Тут, пожалуй, то сыграло свою роль, что урок о набегах Девлет-Гирея пришелся на время болезни нашей исторички. Ее подменила молоденькая студенточка. И вот она урок вела так, что хотелось не только на симпатичную фигурку глазеть, но и слушать, что именно практикантка говорила. Так что в моей памяти отложился в неплохой сохранности урок про набеги эти. Один из них привел к страшному горению, и пленению тысяч мирных жителей, а второй завершился убедительной, разгромной победой над татарами. Побили, посекли – говорилось про наших; побежали, потонули – про неприятеля.
Что по тем временам было в развитии криминалистики? Полагаю, шиш да маленько, как Мал Тихомирыч выражается. Подкинуть что-то из фамильных украшений, доспехи напялить на схожее ростом и комплекцией тело. Обуглить до неузнаваемости. Готово! Формулировка «задохнулся в подвале» неузнаваемости не предполагала.
– Меня не спрашивай, «как», – покачала головой Федя Ивановна. – Способы разные есть. Может, мороком, может, подкупом. Ближе первое, так как при встрече той Иван был с колдовкой рядышком. А та как раз хороша была в наведении мороков. И знаю я, что с той колдовкой прыгали они через костер в купальский праздник. Закона то не нарушило: жена Ивана из Шуйских уже упокоилась. Знаю, что позже родился у них сын. Родовое имя тот взял по матери.
– К чему такие сложности? – задал вслух я крутившийся на языке вопрос. – Чтобы жену сменить?
– Если б только для того, – сдержанно улыбнулась моя собеседница. – Проще было несчастный случай провернуть. Не с собой, с женой. Нет. Царь, осмеянный ханом, не простил бы воеводу. С Бельскими и до того было остро да колко, а тут воевода город не уберег. Ему бы под ноги так и так углей подгребли. Может даже, ввиду высокого родства, сам царь своим посохом и подгребал бы… Нет, не жить было Ивану после сожжения Москвы. Другое любопытнее: как он из горящего города вышел?
– И как же? – не стал я разочаровывать Федю Ивановну, та явно этого вопроса от меня ждала.
– Не знаю, – с улыбкой развела руками она. – Знаю лишь, что костер с новой женой он перепрыгивал – одним из нас. Одним из мира Ночи.
– А поподробнее? – это уже самый настоящий интерес был. – Кем именно?
Серьезно, я-то уже настроился на то, что покровы тайны с картины фамильного древа будут сорваны. Целиком и полностью.
