Гори, ведьма! - страница 22




Несчетное количество ящиков выглядело многообещающе. Некоторые из них ей удалось открыть, но к большинству она даже не знала, как подступиться. Они не отпирались ни силой, ни известным Яре волшебством.


Наконец, с помощью ножниц и ножа для бумаги у нее получилось расшатать небольшой ящичек почти под самой столешницей. Она налегла чуть сильнее, что-то хрустнуло, и передняя стенка отлетела на пол. Из темных недр, пропахших чабрецом и пожелтевшей от времени бумагой, ее обдало густым облаком пыли, заставив расчихаться до звона в ушах. В самом ящике не оказалось ничего интересного: старые заметки с игровым счетом, списки дел, карты города с непонятными отметками, пейзажные зарисовки леса и берега реки. Ничего, что могло бы помочь. С возрастающим раздражением Яра вслепую запустила руку в ящичек размером чуть больше спичечного коробка, и вытащила огромный, кованный позеленевшей медью сундук. Крышка его была холодной и чуть влажной, а внутри обнаружился целый ворох старинных платьев из белого муслина, расшитых розовым кварцем, хрусталем и речным жемчугом, обложенных лавандой, такой старой, что она рассыпалась в пыль от прикосновения. А за другим, точь-в-точь как из обычной офисной тумбы, Яра нашла крошечный погребок на пятнадцать бутылок без признаков этикеток, зато с пробками, залитыми темно-красным сургучом. Все они теперь выстроились вдоль стены, как часовые на посту ее возрастающего отчаяния. Первую из них она открыла сразу же, сломав сургуч об ножку стола. Вино оказалось сладковатым и очень терпким, она пила его прямо из горла, пачкаясь в пыли, но в любом случае, не собиралась жаловаться.


К середине второй бутылки мало что изменилось. Ящиков было так много, а времени так мало, Яре бы и трех дней не хватило, чтобы проверить их все. Яра как раз собиралась в порыве бессмысленной ярости пнуть стол, и подробнее изучить, что там такого особенного охраняла в своей бутыли экзотическая сороконожка, но внезапно прикипела взглядом к небольшому ящику, как раз над тем, что она недавно взломала. Ничем не примечательный – не заметишь, если не наткнешься случайно, ящик легко открылся и был пуст, а на его черной лакированный дверце не было ничего, кроме аккуратно нацарапанного колослова. Четырежды вписанное само в себя по кругу слово, его легко принять за узор, если не знать, как читать. Это волшебство Яра знала: на один предмет наносили узор – «замок», а на другой предмет – «ключ», и только этот ключ мог открыть тот замок, пока не кончится магия, вложенной в рисунок. Этот колослов был мертв, магия давно ушла из него, но…


Яра быстро заморгала, переводя взгляд на зарисовки с лесной опушкой, разлетевшиеся по всему полу, и глубоко задышала, пережидая озарение.


Все в городе знали, что разрыв Бажова шабаша находился в лесу, и этот лес не просто множество деревьев, растущих рядом на речном берегу. Точнее, он как раз такой, а еще любой другой, и все они вместе взятые. Каждый лист и каждая иголка в нем дышала магией. Изнанка плескалась в его глубине ленивым прибоем из едва слышного шелеста и тумана, смешивая времена и сны, делая явью небыль, рождая созданий, невозможных в любом другом месте, кроме этого леса. Про этот лес можно рассказывать любые сказки, и все они будут правдой: что в лесу этом тропинки из фиалок приводят к замку людоеда, что из этого леса на опушку выходит девочка из чистого снега, с глазами как льдинки на солнце и с румянцем ярким, как грудки снегирей, что деревья в нем дали тело для тысячи идолов, а земля стала братской могилой для тысяч костей и тел. Люди жгли его столько раз, что не счесть, но какое ему дело до людей? Он горел, а потом уводил их детей в свои чащи, прорастал на руинах их домов, и прах их питал его корни, а кровь их удобряла его землю. Лес этот был бесконечен, если идти к нему через реку, по старому деревянному мосту, и был не шире лесопосадки в городской черте, если пытаться попасть в него каким-либо другим способом.