Горит камыш - страница 14

– Оля, у вашего мужа чернокровие, – сказал врач.

– Ой, Михаил Сергеевич, как же так? – воскликнула мать.

– У вашего мужа чернокровие, вы понимаете?

– Нет.

– Ну смотрите.

Послышались шелестящие звуки перебираемой бумаги.

– Видите?

– Как же так, Михаил Сергеевич?

– Тут клональное заболевание кроветворной системы. Понимаете?

– Нет.

– Ну давайте попроще. У вашего мужа появились испорченные, точнее мутировавшие, клетки крови. Они не должны попадать в кровеносное русло, но по какой-то причине не проходят правильную дифференцировку и попадают, причём не только в кровь, но и в костный мозг. Понимаете?

– Не понимаю…

– Хорошо, давайте ещё проще. У вашего мужа – чёрные кровяные шарики. Их очень много, и кровь чёрная. А потеет кровью, потому что из-за чёрных шариков у капилляров повысилась проницаемость и кровь из капилляров попадает в потовые железы. Почему так, я не скажу. Этого никто не знает. Чернокровие у нас изучено мало.

– Ой, Михаил Сергеевич, и что же нам делать?

– Как что? Лечиться!

– И как же нам лечиться?

– А этого тоже никто не знает, потому что данных нет. Но вы попробуйте гимнастику для глаз.

– Гимнастику?

– Я сейчас покажу и дам бумажку. Делайте каждый день. Вы, главное, поймите, надо просто расслабиться. И да, хорошо бы поработать над ассоциациями. Понимаете?

– А гимнастику для глаз – это мне или мужу?

– Мужу. Пойдёмте, я вам всё покажу. И бумажку дам.

Вновь скрипнула дверь в запроходное помещение, и голоса отдалились. Женщина с короткими волосами вернулась на скамейку. Другие женщины выжидательно уставились на неё, но женщина с короткими волосами, даже захотев, не смогла бы пересказать услышанное, а пересказывать она ничего не хотела и только обняла своего безучастного чёрного мужа.

С лестницы в коридор вышел Андрей. Посмотрев на скамейку у двадцать седьмого кабинета, он зашагал к скамейке у тридцать пятого. Малой встретил его замученным взглядом. Сев рядом, Андрей достал из рюкзака тетрадь и пухлый томик решебника. Догадывался, что в больнице всё затянется – в больнице всё всегда затягивалось, – и, в отличие от младшего брата, подготовился. Положив тетрадь на колени, принялся старательно переписывать развёрнутые решения заданных на каникулы задачек.

Малой сел к Андрею поближе и пришёл в восторг от формулировок вроде «расчёт автотранспорта для вывоза основного объёма грунта» и «радиус резания грунта на уровне дна выемки». Малой такое любил. Знал, что подрастёт и будет сам, без решебников, высчитывать продолжительность рабочего цикла автосамосвалов, длину рабочей передвижки экскаватора, ширину лобовой проходки, и одноклассникам начнёт помогать с домашними заданиями, потом поступит куда надо и отправится штатником в котёл получше, а не как отец – внештатником под линию обвальной зоны.

– Число автосамосвалов, занятых на вывозке грунта, – пробормотал Андрей, переписывая решение, – составляет ноль шестьсот сорок пять часов, делённое на ноль сто шестьдесят два часа, и равняется трём и девяносто восьми штукам. Округляется в бóльшую сторону и принимается равным четырём.

– Четырём, – повторил Малой.

Андрей управился с двумя задачками, утомился и сунул тетрадь Малому. В нетерпении прогулялся по коридору. Мельком взглянул на транспарант «В забое не бросаем», рекламу мраморных и гранитных памятников, список из десяти самых полезных продуктов для землекопов-вегетарианцев и подборку советов от опытного протезиста. Послушал, как в очередях шепчутся о всяком. Вспомнил, что Ташкин из параллельного класса однажды назвал тех, кто сидит в больничных коридорах, грустными уродами, которых следует немедленно убрать в далёкую тишину. Андрей тогда завистливо поддакнул, потому что отец Ташкина руководил взрывным отделом и приезжал домой когда хотел, ну или не когда хотел, но часто, и в больничных очередях по своему положению, конечно, не торчал, а сейчас Андрей поддакивать не стал бы, и пусть бы Ташкин сам проваливал в свою далёкую тишину или куда подальше.