В детстве у Полевого не было весны. Его отправляли к бабушке в конце мая – начале июня, когда заканчивались занятия в школе, и он прыгал из зимы в лето: из крайнесеверных нуля – минус двух в жаркий украинский червень.
Позднее бабушкин город перестал быть «каникулярным» – Полевой с родителями перебрались сюда насовсем. Сменили адрес, переехали. Здесь он окончил школу, затем институт. Сразу же после защиты Полевой устроился работать в одну фирмочку, прозванную в шутку «Стригу и рою ямы» – сфера деятельности в её рекламе была как винегрет: подсолнечное масло оптом и в розницу, помощь в сертификации, лак и краска, переводы с заверением нотариуса, грузоперевозки. «Мы можем всё!» – с гордостью заявил генеральный на собеседовании. Что ж, в чём-то он оказался прав – Полевой, устроившийся «продажником», занимался всем чем только мог – настраивал сеть, развозил какие-то письма, рисовал каталоги, – не считая основные обязанности. Как говорил один знакомый: «В маленькой компании никогда не знаешь, что у тебя за должность».
Полевой проработал в фирме с полгода и уволился, пару месяцев шатался по центрам занятости и ярмаркам вакансий, пока случайно не встретил институтского товарища, который успел обосноваться в столице. «Не хочешь ко мне менеджером?» – спросил товарищ. «А почему бы и нет?» – ответил Полевой. И уехал в столицу, вроде как «если получится, то с концами».
Он любил рассказывать про свои переезды, мол, жил там, потом там, теперь вот в столице, вспоминая по ходу и свою школьную неусидчивость, шутка ли – сменил пять школ, семь классов, все буквы – от «а» до «д», да и одноклассников наберётся человек двести. В этих историях Полевой словно был героем фильма 80-х – странником, приезжающим в маленький городок на мотоцикле – загадочный, незнакомый, новенький, – герой с кем-то ссорился, в кого-то влюблялся, а перед финальными титрами снова садился на мотоцикл и уезжал вслед уходящему за горизонт огромному красному солнцу.
«Шило в одном месте», – сказала Ксюша-Чайка. «Ищет душа, но не может найти», – сказал кришнаит Валера.
Через дорогу от кафе висел большой – в три этажа – плакат ко Дню космонавтики. Гагарин и Хрущёв приветствовали народ с трибуны мавзолея, а за их спинами разноцветные ракеты неслись к Млечному пути и ярким, как из школьного учебника, планетам. Красная надпись вверху: «Через тернии к звёздам».
Под плакатом был вход в клуб «Канзас». Ночью буквы вывески мерцали, а светящиеся колёса телег начинали вращаться. На пятом курсе института это заведение стало для Полевого и его друзей навязчивой идеей – они шли туда, едва появлялись деньги. «Канзас» казался им самым лучшим местом в городе – дорогим («оно того стоит»), престижным («я обычно в „Канзасе“ торчу») и модным («ну а куда ещё DJ Emerald приедет?»). И своим – но только для тех себя, что могут (смогут) торчать там каждый вечер, – будто бы окошко в завтра: удачливое и денежное. «Сдам госы на пять – веду всех в „Канзас“», «Спорим на пиво в „Канзасе“?»
Клуб был совсем рядом. «Но всё же, – подумал Полевой, – если я зайду туда, то увижу что-то другое, не то, что раньше». Скучное. Бывшее. Уже проваливающееся в прошлое, сохнущее, как забытое на столе яблоко. Такое же бывшее, как и сам этот город.
Город – ВПП. Город – пересадочная станция.
Полевой подумал, что должен быть какой-то особый эпитет, какое-то одно слово. То самое – верное, правильное, единственное. Как выпавшее «три» в игре-ходилке, когда твоя фишка стоит на «девяносто семи».
