Горизонт - страница 11

Полевой стал здешним, когда ему было двенадцать, а значит родной (родился, родина) – не этот город, а тот – далёкий, заполярный – с его совсем уж сказочно-забытыми минус сорока, северным сиянием – зелёным неоном в небе, полярной ночью, белым медведем на гербе и флаге, погранцами в самолёте. Любимый? Скорей всего, но как долго город остаётся любимым? Он был любимым, как всё ещё любима девушка, с которой только что расстался. Немного времени, и всё забудется. Не станет ли через несколько лет любимой столица? Уже не мой и не наш. Возможно, твой, хотя…

Всё же говорить «бывший», пожалуй, рановато. Ведь если в столице что-то не заладится и ему придётся вернуться, то это не будет переездом, скорее уж – «на пару лет ездил работать в столицу». Тем более, приезжал сюда Полевой раз в два месяца, а то и чаще.

Значит, подумал он, просто город.

Три места жительства – как три времени года. Северный город – это зима. Ничего другого Полевой там и не видел. Снег, метель, холодина. Этот бабушкин-просто-город – лето. Всё детство Полевого он был исключительно «летним», да и потом – именно летом в этом городе открывалось что-то делающее его непохожим на другие города. Какое-то почти неуловимое ощущение, что он – это он, что горячий песок на пляже, зелёные парки, сочная черешня куда важнее, чем трубы заводов и ГЭС.

Столица – это осень. Хмурая, серьёзная, задумчивая. Первое своё жильё, пусть и съёмное, первая работа, которая должна прокормить «от и до», первые планы наперёд.

Три из четырёх, а значит, где-нибудь на карте есть и ещё один город. Весенний. Со всем тем, что сейчас за окном. Но только не мостик в лето, а площадь. Площадь Весенняя.

Полевой потрогал бомбилью, пододвинул калебасу и хлебнул мате.

Вариант III

– Итак, дамы и господа, – сказал Саныч и улыбнулся, как дядька из телика. Он резво скинул пальто, шарф и шляпу. Бросил всё на стол.

– К концу года, – шепнула Воронина соседу, – будет раздеваться целиком.

– Тема нашего сегодняшнего урока – треугольники, – учитель будто бы собирался рассказать про что-то невероятное, словно последние дни только и ждал, как войдёт в класс и расскажет всем, всем, всем – да, Рощин, тебе тоже – про эту восхитительную геометрическую фигуру.

– Треугольник состоит из трёх точек, – продолжил Саныч, – не лежащих на одной прямой, и трёх отрезков, эти точки попарно соединяющих.

Учитель замолчал и посмотрел на класс. Как-то причудливо, хитро – на всех одновременно.

– Записывайте, – сказал Саныч непривычно сердито.

Семиклассники удивлённо уставились на него.

– Писáть-то вы, надеюсь умеете?

Сколько раз Полевой ни пытался приготовить мате дома, всегда получалось как-то не так – или слишком водянистый, будто разбавленный, или с какой-то неприятной горечью. Он нашёл немало рецептов, брал их в чайных магазинах, скачивал из Сети – вроде бы неукоснительно следовал инструкциям, – и ведь ничего сложного: залить горячей водой, перемешать, добавить ещё, вода должна быть не кипятком, а градусов восьмидесяти, и далее, далее, далее, – но результат оставался прежним. Полевой пробовал разные сорта мате – подороже-подешевле, чистый или с добавками; вычитав, что дело может быть в калебасе, купил новую; даже в обычной чашке готовил, а потом плюнул на всё это дело и поставил калебасы в сервант, разложив рядышком мешочки и коробочки с чаем. Парагвайский уголок. Какая-никакая, а экзотика.