‑ Ваня, это не твоя Наташа, это ‑ оборотень! ‑ сказал, сверкнув глазами, скуластый Азаров.
Его жена, веселая и черноглазая Дулма, испуганно вскрикнула и уставилась на поседевшего Черкасова, который выжидательно смотрел на Азарова. Капитан не верил ни в бога, ни в черта.
‑ Надо ехать к заклинателю, мы его называем жодчи, ‑ продолжал уже спокойнее учитель, пододвигая другу зеленую кружку с крепким и забеленным чаем. ‑ Сейчас много лам освободили из лагерей. Жди, вечером я привезу на заставу Гылыг-ламу, он ‑ заклинатель.
‑ Боря, а этот… лама убьет… оборотня? ‑ неуверенно спросил Черкасов осипшим голосом.
‑ Не убьет, а только прогонит, ‑ невозмутимо ответил учитель.
‑ Он наш друг и очень хороший человек, ‑ добавила Дулма, ловко разделывая маленьким ножом жирную тушку тарбагана. Черкасов часто приезжал к учителю и был в этом доме своим человеком. Наташа дружила с Дулмой и тоже ела тарбаганье мясо. Они привыкли к степи и знали, что мясо и жир тарбагана очень полезны для здоровья. Коммунист Черкасов искренне дружил с охотником– учителем, который часто приезжал на заставу и играл на своей знаменитой скрипке. Но раньше капитан ни за что бы не поверил, что Азаров верит в оборотней, ведьм и знается с ламами.
Пылающий розовый круг солнца повис над дальней сопкой, от тополей легли длинные тени, и степь розово заголубела, когда Черкасов услышал далекое тарахтенье и увидел показавшийся в степи мотоцикл с двумя седоками. Что-то громко и весело крикнул Гайнутдинов, засуетились солдаты и понесли из столовой в казарму коротконогий столик, который надо было поставить для заклинателя.
Лама был лыс, мускулист и одет в русскую одежду. У него была овальная голова с выпуклым теменем и приятное светлое лицо. Живые и черные глаза разом охватывали и степь, и заставу, и людей. Азаров нес за ним желтый кожаный чемодан.
Заложив руки за спину и чуть сутулясь, лама ходил из угла в угол казармы и раздумывал. Черкасов вдруг отметил про себя, что так ходят заключенные и солдаты из штрафного батальона.
‑ Гылыг-лама пятнадцать лет жил в красноярских лагерях и вернулся в степь, ‑ негромко рассказывал Азаров, когда капитан вышел на крыльцо казармы. ‑ Помнишь, Ваня, у меня был гнойный нарыв ниже колена? Гылыг-лама нашел в степи белый камешек и обвел им вокруг нарыва. А ночью весь гной и вытек.
Видимо, учитель уважал ламу и радовался его освобождению и появлению в степи. Черкасов наклонился к нему и спросил:
‑ Твой друг– лама может уничтожить привидение?
‑ Человек напрасно думает, что может убить то, что не им создано. У всякого создания есть свой творец. Мы не можем уничтожить то, что существует. Но мы вполне можем договориться с ним или запретить ему мешать людям, ‑ вдруг на чистом русском языке сказал лама, выходя из казармы.
‑ Мне кажется, что в монгольском языке нет слова ‑ лечить, ‑ добавил Азаров, ‑ вместо этого мы говорим ‑ заклинать.
В сумерках лама с Гайнутдиновым возжег благовония. Сизый слоистый дым и ароматные запахи трав поплыли по казарме. Солдаты повеселели и столпились у дверей каптерки, где жил старшина. Черкасов с Азаровым остались в комнате капитана. Лама открыл желтый чемодан и облачился в диковинную красно-желтую одежду, с прицепленными бубенчиками и развевающимися кистями. Потом он быстро нахлобучил на голову высокую и круто изогнутую желтую шапку, с ниспадавшей на лицо черной шерстяной накидкой. На столике, поставленном у самого входа, заклинатель разложил много вещей: продолговатую книгу, обернутую красным шелком, два больших бубна, огромную белую раковину, короткую трубчатую кость с прорезями и бронзовый колокольчик.
