Екатерина необъяснимо для себя чувствовала в нем большой талант: нищий мальчишка, украдкой от хозяев читавший по ночам книги, Алексей, самостоятельно, жадно учась, многое повидав, впитал громадный опыт русской жизни. Он опирался на безграничную память, являвшуюся одной из его самых удивительных способностей. Она постоянно видела его с неизменной книгой в руках. Внимательный читатель, он многому учился от опытных собратьев по перу.
Начинающий писатель сообщал друзьям о своей невесте:
"Описать Вам ее: Екатерина Павловна Волжина, дворянка из разорившихся, кончила гимназию, 19-ти лет от роду, среднего роста, гибкая, волосы вьющиеся, глаза не знаю какие, рот и нос некрасивы…
Какие у нее желания? В данное время желает как можно скорее возвратиться в Самару и обвенчаться со мной. Мне это желание нравится. Занимается корректурой в "Самарской газете". Что она любит? Говорит, что любит меня. Верю.
Чем вообще живет? Я давно думаю над этим коварным вопросом, коварным, потому что он неразрешим. Чем вообще люди живут, а также зачем это они живут?.. Ведь не для смерти же? Так зачем? Я – не знаю, чем я живу – как может знать это Катя? Впрочем, если спросить ее, она ответит пожалуй – Любовью!"**
* * *
Псевдоним «Максим Горький» появился, когда Пешков, странствуя по Руси, напечатал рассказ «Макар Чудра». Нижегородские старожилы утверждали, что псевдоним им выбран в память об отце, прозвище которого, за острый язык, было – «горький».
В этом рассказе писатель словами старого цыгана уверяет:
Так нужно жить: иди, иди – и всё тут. Долго не стой на одном месте – чего в
нем? Вон как день и ночь бегают, гоняясь друг за другом, вокруг земли, так и ты бегай от дум про жизнь, чтоб не разлюбить ее.
А задумаешься – разлюбишь жизнь, это всегда так бывает…
Вдруг одумалась Ольга Каменская. Она не хотела терять Алексея Пешкова, но он, охваченный новыми чувствами, хорошо помнил, как она ему сказала перед поездкой в Париж:
– Не пиши мне. Разрыв – так разрыв навсегда.
Теперь он твердо решил не возвращаться:
«С невозможностью продолжать наши старые отношения – помирись, тогда, поверь мне, тебе будет легче… Я не обижен тобой – я судьбой моей обижен. Если ты способна не говорить со мной о твоей любви ко мне – о чувстве, в которое я не верю и которое больше не нужно мне, – если ты способна на это – можешь всегда смотреть на меня как на человека тебе близкого и всегда готового помочь тебе жить».
Искреннее чувство Алексея Пешкова к юной Катерине не осталось безответным. Нижегородская дворянка полюбила его всей своей молодой душой, словно видя себя в его поэме «Девушка и Смерть»:
На траве атласной, в лунном блеске
Девушка сидит богиней вешней…
«Виновата, не пришла я к сроку,
Думала – до Смерти недалёко.
Дай еще парнишку обниму:
Больно хорошо со мной ему!
Да и он – хорош! Ты погляди,
Вон какие он оставил знаки
На щеках моих и на груди.
Вишь, цветут, как огненные маки!..»
«Что ж, – сказала Смерть, – пусть будет чудо!
Разрешаю я тебе – живи!
Только я с тобою рядом буду,
Вечно буду около Любви!»
Переписка началась, когда Екатерина еще была невестой. 28-летний фельетонист предупреждал 18-летнюю корректоршу:
«Я очень беспокойный человек и я очень непонятный…
Сколько во мне противоречий… в видах твоего самосохранения – подумай, что именно тебе нравится в Алексее Максимовиче Пешкове?
Я хорошо его знаю – хочешь поговорить о нем со мной?
