-Ну давай же, Прохоренко, давай… Истосковалась, небось, по мужику-то… -шептал он мне прямо в ухо толстыми маслянистыми губами.
-Ох, ты ж тварь! Ну попомнишь ты у меня, попомнишь! Проститутка! Шалава московская! -орали эти же губы секунду спустя, после того как Пётр Дормидонтыч от души получил моим коленом по самому дорогому, что есть у мужчины. Ну, по тому самому. Аж колену больно было.
Излишне говорить, что после этого случая директор стал относиться ко мне резко негативно. Более того, я абсолютно уверена, что он только и ждёт подходящего случая, чтобы меня уволить. Очень уж злобные взгляды с его стороны я иногда ловлю на себе. Даже наши женщины заметили.
-Чем это ты ему не угодила-то, Марианн» -спросила раз Марь Григорьевна.
Я замешкалась тогда с ответом, но женщины и сами догадались: «Приставал, небось, козлина озабоченный. Думает, если мать-одиночка, так сразу и дала…» Обидно, конечно, слышать про мать-одиночку, но я и сама понимаю, что будь у меня муж, этот козёл ко мне не полез бы…
Таак. Да что же это такое? Не знаю, что со мной сегодня, вроде всё правильно делаю, но баланс сходиться не собирается. А мне нужно домой.
Как там моя доченька? Как там моя маленькая? Ох, уж эти наши зубки…
Я нервничаю, тороплюсь. Давно стемнело, но я не хочу тратить время даже на то, чтобы пройти пару шагов и включить свет. Вот чёрт. Я обещала Марь Григорьевне, что посчитаю и распечатаю баланс сегодня. К утру он должен лежать на столе у козла Петра Дормидонтыча.
Но мои мысли далеки от цифр, мельтешащих перед глазами. Я смотрю на экран компьютера, но вижу мою доченьку. Наверное, она опять плачет. Наконец я принимаю решение всё-таки посчитать всё дома, когда Алёнка уснёт, а на работу прийти пораньше и спокойно всё распечатать.
Я выключаю компьютер, мои глаза привыкли к темноте, да и с улицы света вполне достаточно, так что я спокойно собираюсь, не давая себе труда включить свет.
Я уже берусь за ручку двери, как вдруг слышу шаги и приглушённые мужские голоса в коридоре.
Я вздрагиваю от неожиданности, не решаясь выйти. Судя по голосам, это Пётр Дормидонтыч с кем-то. Я дожидаюсь, пока затихнут их шаги, и потихоньку открываю дверь, намереваясь покинуть офис.
Дверь в кабинет директора приоткрыта, оттуда доносится сплошь нецензурная речь. Я не собираюсь подслушивать чужие разговоры, но мне придётся пройти мимо. Стараясь не привлечь внимания разговаривающих мужчин, я на цыпочках крадусь по коридору.
Я почти миновала дверь, светящаяся полосочка света осталась позади, я уже предвкушаю, как сейчас помчусь домой к своей доченьке, как вдруг пара слов, донёсшихся до моего слуха, заставляет меня замереть на месте…
-Да под днище, пара сек и всё, Дормидонтыч, какого на трассе-то заморачиваться? -невольно улавливаю в потоке нецензурной брани нормальные слова. Слова-то нормальные, но чудовищный смысл этих нормальных слов мгновенно парализует меня.
Мой папа… Мой папа работал телохранителем у известного в нашем городе бизнесмена. Папа погиб вместе с ним и водителем. При взрыве их машины. На днище была приклеена взрывчатка. Виновного так и не нашли.
«Приклеить взрывчатку это пара секунд, -объясняли полицейские маме, -это мог сделать любой проходящий мимо…»
Любой. Уронил что-то около машины, нагнулся, чтобы поднять… И всё. Чья-то жизнь висит на волоске… Когда я подросла, я много читала про такие случаи, смотрела фильмы… И да. Виновных находят далеко не всегда…
