– Делайте все, что должно, – кинул в сердцах и вышел из комнаты.
Долго метался по садовым дорожкам, пытаясь уложить в голове события этого дня. И вообще – происходящего в его жизни. И стоило возвратиться, как мажордом сообщил о письме: мол, недавно прислали с нарочным. Он оставил его в кабинете хозяина...
Роберт мысленно застенал, костеря свою злую судьбу всеми словами, – знал, что письмо вот-вот придет, всегда приходило, но все равно на что-то надеялся. На отсрочку, наверное. Это самое малое, что злая судьба могла ему попустить...
Но даже отсрочки не будет.
Он нехотя вошел в кабинет и сломал печать на письме. Строчки послания заплясали перед глазами...
«... Надеюсь, ты не забыл обо мне, милый Роберт... Я каждодневно молюсь о тебе... Сняли виллу с апельсиновым садом и попугаями... Здесь так солнечно и приятно, но стоит недешево... Если бы ты только мог...»
Роберт стиснул письмо в кулаке и швырнул его бы в огонь, но вовремя удержался.
Нельзя.
Как же ему осточертела вся эта мерзкая ситуация!
И ведь не скажешь, что кто-то другой виноват – сам от начала и до конца устроил себе эту пытку. И теперь вынужден лгать, изворачиваться, хитрить...
Мерзко и гадко. Хоть с моста сигани – и дело с концом.
А тоже нельзя.
Оливер – все еще глупый ребенок. Кто позаботится о нем без него? Уж точно не эта хитрая оборотница. И снова скривился: еще и она на его голову! Будто ему и так проблем мало.
Письмо он расправил и спрятал к таким же, лежащим в нижней задвижке стола. А после, вспомнив об опрометчивом своем обещании, торопливо вышел из дома... Мог бы, конечно, отправить слугу, но, наверное, сам нуждался в движении: от быстрой ходьбы в голове прояснялось. А ему не помешало бы развеять туман, в ней поселившийся...
Таким образом он и оказался у дверей ЕЁ комнаты с охапкой ненавистного бересклета. Подумывал было его на пороге оставить, но все-таки постучал...
– Войдите, – откликнулся раздражающий голос.
И он вошел, толкнув дверь ногой. Выглядел, верно, по-идиотски: как влюбленный с охапкой цветов.
– Куда положить?
– Да куда захотите. Мне все равно!
Девчонка была у окна, кажется, в сад смотрела, когда он вошел, и выглядела все такой же меланхоличной, как и около получаса назад. Роберту даже стало не по себе от ее потухшего взгляда...
Он швырнул бересклет на кровать – показалось, это самое подходящее место – и замер, не зная, как быть. По-правильному следовало бы сразу уйти, но они не решили вопрос с ее пребыванием в Рейвен-холле...
– Хм... мисс Уэллс, – начал он, – вы не знали, что действительно понесли? Хотели просто позлить меня непонятно зачем, а вышло вон как...
На него вскинулись ярко-желтые, полные неприязни глаза.
– Не думайте, что понимаете больше, чем есть, – огрызнулась его собеседница. – А от того, как вы поступаете с братом, каким правильным выставляетесь – зубы сводит. И я бы еще не на такое пошла, будь у меня хоть крохотный шанс сбить с вас спесь.
Нет, Роберт старался быть добрым, действительно, очень старался, но эти слова мгновенно воспламенили в нем гнев.
– Да кто вы такая, чтобы учить меня? – вскинулся он. – Торговали собой ради денег, а теперь выставляетесь жертвой.
– Не Я собой торговала, чтобы вы знали, это МНОЙ торговали, потому что эта проклятая жизнь в корне несправедлива. – Девчонка в экзальтации взмахнула руками, и Роберт невольно напрягся: мало ли что взбредет в голову перевертышу в гневе. Царапины вон до сих пор горят на лице. – И вам, наверное, кажется, что вы весь такой правильный, идеальный, а младшенький Оливер – наказание ваше. Столько мучений из-за него! В карты он, видите ли, проигрывает, да девку-перевертыша в дом притащил. А вы попробовали бы остаться с двумя младшими сестрами на попечении и долгами отца, такими же неподъемными, как Лондонский монумент, вот тогда я бы на вас посмотрела. Легко осуждать, не зная причин! – Выдав все это на едином дыхании, девчонка неожиданно будто выдохлась и хрипло закончила: – Как же мне это все надоело. – И бросилась к двери.
