— Я вам так скажу, дорогой мой, чувствую я что-то.
— Хорошо. Верю. Но не очень. Вы каждый раз что-то чувствуете, а мы, сколько уже по тавернам клопов кормим. Ложитесь лучше спать. Завтра с утра чувствуйте, что хотите. А сейчас я спать хочу.
Бернар вздохнул. Он и сам уже устал. Возраст не тот, уже и тело даёт о себе знать болями то в ногах, то в спине. И ему переезды эти боком выходят. Лежал бы сейчас на теплых подушках, в отведённых ему лично покоях.
А тут, во как нужно дело делать. Он ведь, прежде всего, верный слуга своего короля. Что король прикажет, то и будет. Но это дело самое важное и оно сильно затянулось. Нет ему конца и края.
— Ладно, утро вечера мудренее, но чувство у меня такое, что скоро наша миссия закончится.
— Угу, — проговорил Ози, засыпая.
3. 3
Утром я открыла глаза и сразу вскочила. Солнце пробивалось сквозь щели в забитое досками окно чердака.
Это испугало, потому что просыпаюсь я обычно ни свет ни заря. Печь растопить, воды наносить, общипать уток, принесённых со двора. Вообще спозаранку у меня много забот, если пропущу что-то, бури не миновать.
И вот —,проспала.
Вскочила, как ужаленная.
Странно, что меня никто не разбудил. Обычно повар посылает Орландо, маленького поваренка, и он противным голосом зовет меня из-за двери.
Изнутри я запираюсь на крючок, боюсь проникновения Марка. Может, поварёнок приходил и звал, да я так крепко спала, что не услышала.
Чувствую, будет мне несладко сегодня. Хозяйка, конечно же, возьмет розги и, возможно, даже отхлестает, а потом завалит работой. Придётся работать побитой. Спина будет болеть. Главное — не подставлять руки, лучше пусть стегает по спине.
Ох, плохо, как плохо.
Я почти скатилась по лестнице, когда услышала в главном зале таверны сразу несколько голосов. Наверное, приезжие жалуются на плохое обслуживание. Наказания мне уже никак не избежать.
Дрожь началась сразу, как я подошла, и теперь яснее услышала разговор. Несмело и, надеюсь, тихо, я приблизилась к проёму, ещё не совсем уловила, о чём идёт речь, единственное, что поняла – между Жанеттой и незнакомцем идёт торг.
— Вы забываете, что я любила её столько времени, как родную дочь и не могу позволить так дешево оценить, — плаксиво говорила Жанетта.
— Но дочерей и не продают госпожа, не так ли? – отчетливо проговорил мужчина.
— Я хотела сказать как дочь. Прошу вас, милейший, это последнее, что у меня осталось. Я буду очень долго горевать о ней.
— Я даю и так слишком много. Если не хотите, могу поехать куда-то ещё, кругом полно всяких разных девушек, и мы легко можем…
— Подождите, я не сказала, что нет. Накиньте хоть пару монет, милейший, — выпрашивала хозяйка.
Наверное, снова продаёт уток этим богатым господам. Она вечно торгуется до последнего, и всегда чуть не со слезами выпрашивает накинуть хоть пару монет.
Я показалась из-за угла и все обернулись.
Ну, всё, сейчас начнётся. Ещё и при чужих людях. Стыдно-то как.
— Ах, вот и она, наша чудная девочка! — подскочила ко мне Жанетта.
Потянула ближе к господам. Но в глазах её я увидела недовольство. Я неумытая и не расчесанная, наверное, не очень хорошо выгляжу.
— Вот, видите, — проговорил вчерашний старик, тот, что встретился ночью и спас меня от Марка, — она даже не подходит под наши требования. О, нет, пожалуй, я откажусь.
— Господин, умоляю, — кинулась к нему Жанетта, — уверяю вас, это самый лучший товар, какой вы сможете найти. И самый свежий, непорченый, поверьте моему слову, — она загадочно посмотрела на старика.
