Неловкое молчание неприятно затягивалось, но меня буквально парализовало от страха дать неправильный ответ. И тут мисс Куинн спросила:
– Это же вы поступаете к миссис Карнеги?
Я ухватилась за эту подсказку:
– Да, так и есть.
Девушки как-то странно переглянулись. Это наверняка что-то значило, только я не понимала, что именно.
– Получается, вы новая горничная миссис Маргарет Карнеги? – продолжала мисс Куинн. – Нас тоже рассматривали кандидатками на это место, но потом миссис Сили решила, что образование позволяет нам претендовать на более высокие позиции гувернанток.
Теперь все стало ясно. Они, очевидно, считали, что я не гожусь на роль горничной при госпоже. Это не удивительно. С виду я походила на дочь небогатого фермера – кем, собственно, и была, – а такие девушки редко поднимались выше посудомойки, если им вообще позволяли служить в приличном доме.
– Да, – ответила я, добавив к голосу сталь. Если эти девицы собирались оспорить ту роль, которую мне поневоле пришлось играть, то пускай битва случится сейчас, чем в присутствии миссис Сили. Кем бы она ни была. По крайней мере, тогда я уже доберусь до Питсбурга.
Мисс Куинн стушевалась под моим пристальным взглядом и опустила глаза. Но мисс Койн выдержала его и все-таки высказала свое мнение – видно, давно просившееся наружу:
– Вы, конечно, простите, но ваш вид не соответствует положению. Внешний облик служанки важен как для ее собственной репутации, так и для репутации ее хозяйки, о чем горничной следует знать. Как гувернантки дочерей семейства Стэндиш и семейства Оливер, мы с мисс Куинн можем со всей ответственностью заявить: нас развернули бы прямо с порога, если бы мы явились в хозяйский дом одетыми, как вы, мисс Келли. И никакая морская болезнь не послужила бы нам оправданием. – Она сморщила нос, словно ощутила воображаемый запах уже при одной мысли о приступах тошноты. – Правда, вы поступаете в услужение к семейству Карнеги, а они, насколько мне известно, сами еще новички в высшем обществе и, возможно, пока не научились разбираться в прислуге.
Обе девушки захихикали над столь смелыми заявлениями мисс Койн.
Но если мисс Койн надеялась обескуражить меня своей речью, то она просчиталась. В действительности все получилось наоборот. Ее слова лишь укрепили меня в новой роли и подогрели упрямую решимость, которой, если верить родителям, во мне было в избытке. Мама с папой как раз и надеялись, что эта решимость пригодится мне в новой стране и впоследствии позволит переехать в Америку всей нашей семье, если случится худшее и Мартины все-таки отберут у нас землю.
Подумав о том, что родители не зря называют меня своей síofra, я попыталась представить, как сейчас повела бы себя та, другая Клара Келли. Затем сладко улыбнулась и сложила руки на коленях.
– Разве в Писании не сказано: «Крепость и красота – одежда ее»? Пусть моя репутация, о которой миссис Сили, безусловно, известно, говорит за меня. Репутация, а не платья.
11 ноября 1863 года
Питсбург, штат Пенсильвания
Острый взгляд миссис Сили, казалось, пронизывал меня насквозь. Словно она сразу же разглядела самую суть, а именно – настоящую Клару Келли, скрытую за грязным потрепанным платьем и историей, которую я начала излагать. Моя показная уверенность начала улетучиваться. Ее сменил страх, и я понимала: если поддамся ему – если не посмотрю прямо в глаза миссис Сили, как посмотрела бы та Клара Келли, за которую я себя выдавала, – то навсегда потеряю возможность устроиться на работу, о которой до недавнего времени даже и не мечтала.
