Рыжий мужчина сухо кивнул, по-прежнему не глядя на столб с плачущей девочкой, сплюнул на землю и ушёл, растворившись в чернильном пространстве тьмы, куда не дотягивался свет факелов.
Вот только согласия отца, похоже, и не требовалось.
В смысле мнения.
- Ведьме место на костре!
- Решили на костёр – значит, на костёр! – вопили разъярённые селяне.
- Стойте! – из толпы вышло и присоединилось к нам ещё двое мужчин – кузнец с подмастерьем.
Причём сам кузнец молчал и хмурил кустистые брови, двигался как-то нехотя, а Олаф… Олаф глаз не сводил с меня. Только под пристальным взглядом подмастерья кузнеца я вспомнила, что забыла набросить личину «серости». Впрочем, до того ли мне было!
- Кто Ведуну слово поперёк скажет, будут иметь дело со мной, - спокойно сообщил Олаф.
Селяне неуверенно отступили. Парня в вёске уважали и побаивались. Не столько даже за недюжинную силу, сколько за характер. Все знали, что если Олаф сказал, слово своё назад не возьмёт.
- Другую ведьму с ведьмаком защищаешь?! – заорали ему в лицо. – Всем им одна дорога! Огонь их очистит!
- Огонь очистит! – тут же подхватили в толпе.
- Быстрее, Йенни, дядюшка, - оглянулся на нас Олаф. – Забирайте девочку. Мы их задержим.
Легко сказать «забирайте девочку».
И забрать легко, когда это обычная девочка. Но когда это маленькая напуганная ведьмочка будьте готовы к тому, что вас сперва собьёт с ног внезапно налетевшим ураганом, потом окатит ледяной водой, замерзающей прямо на вашей коже, а затем опалит огнём, да так, что с ресницами и бровями на какое-то время попрощаться пришлось бы, будь я человеком. Что хуже – ведьмочка и «свой» злополучный костёр подпалила и теперь верещала так, что уши закладывало.
Переглянувшись с дядюшкой, мы, как всегда, тотчас же друг друга поняли.
Он развёл посохом огонь по сторонам, я же быстро вскочила на помост и отвязала девочку. Трансформировалась частично – в галапода, духа лавы из вулканических рек – благо к селянам была спиной. А то и впрямь недолго всем троим на такие вот костры угодить… Но, как говорится, всё, что ни делается, всё к лучшему: ведьмочку так заинтересовали огненные разводы на моём лице и руках, что реветь и буйствовать магически она тут же прекратила. А когда в кармане платья обнаружилась пара кусков сахара, - я давеча с жеребятами весь день провозилась, - и вовсе затихла и даже робко улыбнулась, обнажая в улыбке передние зубы – два верхних и два нижних, которые были пока у девочки единственные.
Уходили мы под прицелом посоха и под прикрытием нескольких крепких весковых парней под предводительством Олафа.
Тот, кстати, после того случая зачастил к нам, предлагая тут и там свою помощь «по хозяйству». В свободное от хозяйства время Олаф всё допытывался у меня, зачем мажу чем-то серым моську? Мой ответ «чтоб не пялились» его, кажется, полностью устроил.
…Дома дядюшка первым делом нанёс специальные узоры на запястья ведьмочки, обезопасив наш дом со всеми обитателями, после чего передал девочку нам с Ивасиком. Ребёнка предстояло утешить, вымыть, накормить…
Так у нас появилась Сольвейг.
Сказать, что все мы быстро её полюбили – значит, не сказать ничего. Рыжую сладкоежку просто невозможно не любить: девочка оказалась весёлой и очень смышлёной, чуткой не по годам. Из всех членов семьи она сразу выбрала Ивасика и первые годы даже спала в кровати мальчика, упрямо выбираясь из своей люльки снова и снова. Словно чувствовала, кому по-настоящему обязана своим спасением.
