В последнее время Громов стал остро чувствовать приближение старости. Он уже не мог угнаться за молодежью на подходах к скалам, обмороженные пальцы рук сразу же опухали от первых, даже не сильных морозов: голова, не убереженная от падающих камней, покрытая шрамами, часто болела. Единственное, чем он мог похвастаться, – у него не было страха. Не задумываясь, он первым спускался в кромешную темень пропасти, хотя нередко дождь и ночь стояли непроницаемой стеной и можно было отложить спасательные работы до утра. Но в глубине пропасти были искалеченные, на грани смерти или уже и умершие люди. Мысль о собственной гибели его не пугала, хотя ее холодное дыхание часто ощущалось совсем рядом. Не боялся, верил в свою звезду. Понимал, что правильно выбрал беспокойную судьбу горноспасателя: кто-то должен спасать терпящих бедствие, приходить у ним на помощь в минуту опасности.
За себя не боялся. Труднее было другое – постоянно бороться за жизнеспособность отряда. Приличного базового помещения в городе отряд не имел, ютились в старом деревянном сарае при турбазе, а строить новое никто не разрешал и строительство не финансировал. Снаряжением спасотряд тоже не мог похвастаться. Администрация туристского совета не то, чтобы баловала отряд, порою она была просто глуха к нуждам спасательной службы, а сам Громов, как руководитель спасотряда, ходил у начальства в немилости из-за своей строптивости и острого языка.
Конец ознакомительного фрагмента.
