Болезнь Антонины Романовны породила спор в семье. Мнения разделились. Несколько дней никто не разговаривал друг с другом, каждый делал вид, что занимается своим делом. Бабулька не находила поддержку, все отвернулись от неё, сторонились, думая ежедневно, что она тронулась, лишилась в старости разума. «Ну, как может ПОСТ или религиозный обряд излечить человека, растворить образовавшиеся камни?» – думал Артем. Вывод напрашивался один – сделать так, как пожелает сама мама, и она пожелала скальпель. Уж очень ей не хотелось испытать новую волну приступа, а, по словам хирурга, следующий приступ будет страшнее предыдущего, а то и чего хуже – лопнет пузырь в неподходящий момент, ночью например, и тогда он не дает никаких гарантий. Одно из требований Антонины Романовны – хирург должен быть зрелый, опытный, ей даже порекомендовали такого соседки по палате, это был никто иной, как завотделением Семён Семенович Резников: стройный, симпатичный, умный взгляд подчеркивал его компетентность, всегда в белом отутюженном халате и с колпаком на голове, от него исходило приятное благовоние дорогих парфюмов, руку опутывал кожаный ремешок с дорогими часами, которые он сознательно выставлял напоказ. Все женщины в больнице видели в нем идеал мужчины. Антонина Романовна не была исключением. Почти каждое утро, во время обхода, ровно в 8.00, он подходил к кровати и спрашивал о самочувствии, нет ли к нему вопросов и пожеланий. Своим внешним видом он располагал пациентов, обвораживал доверием, миф о его золотых руках впитался в стены хирургического отделения. Медсестры и санитарки способствовали распространению мифа. Не брезговал Семен Семеныч и интервью дать местному телевидению в целях рекламы и пиаракции. Студенты мединститута, в свою очередь, спешили к нему на лекции, иногда практические занятия он проводил в операционной, как и полагается на живых людях. В конце рабочего дня, Резников, входил в ординаторскую, запирался изнутри, падал от усталости на топчан, перед этим доставал из тайника деньги, которые получал от клиентов и родственников клиентов в виде вознаграждения. Не забывал и с отстающих изымать определенную таксу за неуспеваемость. После чего, весь дневной капитал раскладывал на столе, пересчитывал, и с умилением радовался переменам в стране, не забывал при этом, отложить долю главного врача, с которым дружил ещё со студенческой скамьи. Он и представить не мог, что вот так, спустя несколько лет, его материальное положение возвысится; подумать только – пятьсот долларов за желчный или триста за лимфоузел! В застойные годы он всячески отказывал, уклонялся от проведения операций, находил неимоверные причины, служившие поводом нецелесообразности хирургического вмешательства. Физически надрываться, получая докторский оклад, который ему и так полагался по закону, не хотелось, а за портрет на доске почета или благодарность… как-то не укладывалось в его материалистическом сознании. Бывало, принесет кто-нибудь коробку конфет или шампанское, и настроение приподнимется, и руки золотые так и тянутся, так и тянутся к скальпелю.
Артем считал делом чести, внести нужную сумму из своего кармана. Долг – разобраться со свалившейся напастью на любимого, воспитавшего, преданнейшего человека. Страх потерять её не оставлял в покое ни на минуту. Вечером глаза наполнялись слезами, которые он не выносил на показ.
