На звон колокольчика с небольшой задержкой вышла хозяйка – машинально всплыло именно это слово, уж больно уютный вид у неё был. Домашний свитер крупной вязки, болтающиеся на тесёмке очки и добродушная улыбка, хоть и не лишённая какого-то усталого чувства превосходства. Она походила на школьную учительницу, тоже из забытого времени, как и весь магазин.
– Добрый день, – приветствовала она меня, занимая место за прилавком, – что угодно?
– Здравствуйте, – кивнул я, – мне бы бумаги.
– Чистой?
– Чистой, – от неожиданности я протянул это слово, как будто проверяя его на прочность, и добавил: – Для принтера. Формат А4.
– Конечно, – ответила она и скрылась под прилавком. Там что-то стукнуло, потом донеслось:
– Сколько Вам?
– Две пачки.
– Разумеется.
Она показалась передо мной, ощутимо шмякнула две пачки бумаги на стеклянный прилавок. Я машинально испугался, не разобьётся ли он, но стекло выдержало.
– Что-нибудь ещё?
– Нет… Сможете товарный чек выписать? Мне для офиса.
– Само собой.
Она достала бланк – пожелтевшая, шероховатая бумага – и, надев очки, стала заполнять его, держа наготове синюю печать.
Получив передышку, я бессмысленно огляделся по сторонам и, не успев до конца сформулировать мысль, вдруг спросил:
– А какая ещё бывает бумага, кроме чистой? Грязная?
– Нет, – хозяйка мельком глянула на меня поверх очков, потом вернулась к бланку, – не грязная, конечно. Исписанная.
– Исписанная?.. А, в смысле, книги?
– Нет, ну что Вы, книгами мы не торгуем. Просто исписанная бумага.
– Кхм…, – из вежливости я продолжал делать вид, что это самый обыкновенный разговор, – и что же, берут?
– Ещё как. Самый популярный товар у нас. Пожалуйста, Ваш товарный чек.
Скомкав, я засунул его в карман пальто.
– Простите… А можно посмотреть? Кажется, я не очень понимаю, что Вы имеете в виду.
– Конечно, секундочку, – женщина оглядела внутренности прилавка и присела, заметив то, что искала, – вот, спецзаказ. На днях должны забрать. Но можете аккуратно взглянуть.
На прилавок легла зелёная тетрадка, 18 листов. «Тетрадь для работ по русскому языку ученика 6а класса» и так далее. Фамилия ученика была выведена неразборчиво, я так и представил натужно дышащего толстого шестиклассника, старательно водящего ручкой по обложке.
– Это что?
Я открыл тетрадь. Внутри тем же угловатым почерком были записаны упражнения по русскому – чередование гласных в корне слова, подлежащие и сказуемые, подчёркнутые, соответственно, одиночной и двойной чертой. Ну и конечно, окончания глаголов «тся-ться» – «этот урок Маша точно прогуляла», – мелькнула неуместная мысль.
Это была обычная тетрадь какого-то школьника, не отличника, но и не двоечника, судя по встречающимся то тут, то там ярко-красным, как будто до сих пор свежим, оценкам.
– Глупость какая-то, – сказал я, – кому это может быть нужно?
Хозяйка усмехнулась:
– Как видите, кому-то нужно.
Она убрала тетрадку обратно, а затем впервые посмотрела на меня сквозь очки.
– Может, и для Вас что-нибудь подберём.
Она ушла в подсобку, погромыхала там коробками и, вернувшись, протянула мне листок.
– Взгляните.
Это был немного мятый двойной листок в клетку, вырванный из тетради. Сверху значилось Сочинение, а ниже, в кривоватых кавычках – «Как я провёл лето». В верхнем углу была написана фамилия ученика 5б класса, автора сочинения. Моя фамилия.
И сочинение тоже было моим. Не то чтобы я его помнил, но я моментально узнал свой неряшливый почерк, за который меня так ругала наша училка по русскому, Ольга Николаевна.
