Город, что стоит на окраине континента - страница 35

По дороге домой мальчик смотрел на небо, которое сегодня украшала россыпь звезд. Они напоминали ему маленькие камушки. Невольно в голове всплыла картина, как другой мальчишка, точно так же расхаживая по небу, смотрит на землю, а при этом, совершенно не задумываясь, откидывает ногами звезды в разные стороны. С неба, должно быть, не увидишь маленьких камушков, но если бы ему это удалось, то он бы тут же заключил, что они невероятно похожи на звезды. В его голове тут же всплыл бы незамысловатого вида юноша. Они бы обменялись взглядами, присмотрелись друг другу, и каждый бы тотчас понял, о чем думает другой. Тогда оба бы насупились, ведь это только им можно пинать камни и звезды, и это право они не станут уступать.

Дом был как никогда близок, но еще детские ступни внезапно споткнулись об деревянный столб с доской. Нога даже замахнулась, чтоб нанести удар по злосчастной деревяшке, но глаза зацепились за единственное висевшее объявление. На пожелтевшем куске бумаги от руки было нарисовано лицо девочки, которой, судя по всему, было около шести лет. Под рисунком красовалась надпись огромными буквами: «Пропала дочка. Живем в доме рядом». Рисунок был настолько плох, что не угадывалась ни одна из черт пропавшей. В сущности, таким образом можно было нарисовать любую девочку такого возраста. Две косички, улыбка до ушей – это присуще почти каждой из них. Косы и те уже, скорее всего, успели расплестись, а потерявшиеся дети не разгуливают по городу с натянутой на пол лица улыбкой.

Дом рядом. Да тут любой дом рядом, подумал Ампер. Да и что вообще значит рядом? Когда у тебя есть свой личный экипаж, то тебе все вокруг рядом, а для человека без ног и дверь будет вдалеке. Кому вообще на этой улице есть дело до какой-то девочки. Впрочем, в таком-то месте если кому и есть до нее дело, то от этого еще страшнее. Были бы умнее – сразу бы жандармам рассказали. Довольный своим цинизмом мальчишка побрел дальше, позабыв про камни.

Цинизм для ребенка сродни запретному плоду. Как только ты становишься достаточно большим, чтобы тебя не выгоняли с семейных застолий, то сразу становишься свидетелем самого чистого цинизма. Ты слышишь его из уст всех взрослых, которые, позабыв про тебя, словно начинают меряться им друг с другом. То, что с самых ранних лет казалось тебя святым, безбожно втаптывается в грязь самым красивым образом. Тогда ты собираешься с силами, делаешь глубокий вдох и выдаешь что-то в их духе. Что-то безобразное, паршивое, но такое сладкое на вкус. Стоит тебе закончить, как тут же в области затылка вспыхивает неописуемая боль, вызванная столкновением с отцовской ладонью. Тебя обуревает сначала непонимание, а потом тяжкая обида. Пропадает всякое желание оставаться за столом с этими людьми, но не желание быть циничным. Теперь ты уверен, что разбираешься в этом мире. Теперь ты знаешь, что нет ничего, о чем нельзя помыслить плохо. Ближайшие пару лет для тебя не существует ни дружбы, ни любви, ни прочих бесполезных вещей. Если бы дети были умнее, то быстро смекнули, что чем человек ничтожнее, тем больше в нем цинизма.

Мальчик четко разглядел, что в одном из домов было настежь открыто окно. Окна обычно вообще не открывались, ведь ветер быстро гасил свечи. Открытое окно свидетельствует либо о богатых жильцах, что могут позволить себе лампу, либо о том, что в этом доме сейчас не до свеч. Крадучись, Ампер подошел к зданию и притаился возле окна. Детское воображение подсказывало ему, что в этом доме – так было бы с абсолютно любым домом, который выбивался бы среди остальных – происходит что-то до боли интересное и страшное, скажем, прямо сейчас там собрались какие-нибудь заговорщики. На таких собраниях все в странных рясах, и как следствие они вынуждены мучаться от жары. Вот и разгадана тайна открытого окна.