Смерти нет дела до того, как тебя зовут и какие нашивки ты носишь на плече. Приходит время, и она зовет тебя. Так думал Кэп, когда стал взрослее. Так думал Кэп и теперь, лежа в лазарете Корпуса. Он выжил. Он всегда выживал.
– Все-таки ты – мутант, капрал Джеронимо, – доктор Маркес, врач корпуса присел рядом с Кэпом на стул, – Всякий раз, когда ты у меня оказываешься, я поражаюсь твоей живучести. Три грязных дыры в спине. Другого бы уже с почестями закопали под стеной, а ты скоро опять к сестрам начнешь клеиться.
Это было преувеличением, Кэп едва мог пошевелить рукой, и приставать к сестрам он сможет нескоро, если вообще сможет. Но доктор Маркес, добродушный, насмешливый врач госпиталя любил Кэпа. Без особых причин. Наверное, он любил всех своих пациентов. Его жизнерадостность распространялась вокруг него волнами и Кэпу казалось, что это удивительное качество доктора – его магия, имеет терапевтический эффект не меньший, чем его лекарства.
Кэп смотрел на доктора и пытался вспомнить, как он здесь оказался. В памяти возникло лицо молодого солдата Пабло Эпштейна в густой темной луже крови. Какой-то дикий рвал из его сведенных судорогой пальцев револьвер. Потом появилось мутное лицо бородатого фермера необъятных размеров…
– Это были дикие, док. Они вошли в Город?
– Нет, капрал. Их остановили в воротах. Слава богу, что наряд на башне спал не слишком крепко и ваш колокол их вовремя разбудил. Они успели опустить решетки. Один или двое диких, правда, сумели уйти, но нескольких застрелили у ворот.
– Пабло?
Доктор Маркес покачал головой:
– Это плохая новость, капрал. Рядовой Эпштейн погиб. И не спрашивай меня больше. Во-первых, тебе нужно отдохнуть. Во-вторых, я не в курсе подробностей. Ко мне новости доходят позднее, чем резаные капралы.
Доктор сделал знак медсестре, и девушка в белой униформе, тихо стоявшая у него за спиной, подвинула капельницу к койке Кэпа, умело вставила в бессильную его руку иглу и открыла винтовой клапан на стеклянной колбе.
– Глюкоза, покой, контроль каждые два часа, – распорядился врач, кивнул на прощание капралу и вышел из палаты.
В следующий раз Кэп проснулся, когда чьи то ласковые руки протирали его тело губкой и полотенцем. Капрал приподнял голову, увидел толстые повязки на груди и животе и бессильно уронил голову обратно на подушку:
– Я не чувствую ног, – прошептал он, – Сестра, что там со мной? Они хотя бы на месте?
В поле зрения возникло печальное лицо пожилой женщины. Эту медсестру он знал, она давно служила в госпитале Корпус. Сестра промокнула его лицо горячей мягкой губкой и насухо вытерла чистым полотенцем:
– Все есть, мальчик, а если чего и нет, доктор поправит. Он говорит, на тебе, как на собаке все заживает.
Кэп чувствовал, что его утешают, и утешение принимал с благодарностью. Но его беспокоило то, что он совсем не чувствовал ног. Он снова приподнялся. Ноги на месте, но тело отказывалось подтвердить то, что видели глаза. Он уснул, еще до того как медсестра закончила его мыть.
Через день, Кэп проснулся поздним утром. За дверью палаты слышались голоса. Знакомый голос полковника Бора – командира Корпуса городской стражи заставил его собраться с силами и приподняться в постели. Когда полковник вошел в палату, Кэп все еще пытался сесть, всеми силами стараясь сдвинуть непослушное тело. Седой старый полковник, немного тучный, затянутый ремнями портупеи, мрачно смотрел на бессильные попытки Кэпа. Потом подошел к кровати. Адъютант подставил стул, и полковник сел, звякнув шпагой. Сделал знак адъютанту, и тот вышел, плотно закрыв дверь.
