– Она управляет этими штуковинами, – говорит Мэнни, указывая себе на загривок. Бруклин тем временем переваривает все сказанное. – Я в этом уверен. И теми, что были на магистрали ФДР. Всем, к чему эти усики прикасаются.
– Что-то подсказывало мне сегодня не соваться на ФДР. Я все равно нечасто сажусь за руль и сегодня поехала на метро. – Бруклин вздыхает. – Так я тебя и… почувствовала. Даже не знаю, как это описать. Из-за происшествия на мосту чиновников города сегодня собрали на экстренное совещание в Вашингтон-Хайтс. Я собиралась уже ехать домой, но что-то заставило меня вместо этого сесть на поезд в центр города. Чем больше я приближалась к тебе, тем сильнее становилась эта, гм, тяга. А потом я увидела, что ты в беде.
– Всего нас пятеро, – говорит Мэнни. Он видит, как до Бруклин доходит, что это значит, и она вздрагивает.
– Черт. Ты думаешь, что остальные трое тоже в беде. – Она хмурится, а затем медленно качает головой. – Слушай, я рада, что смогла помочь тебе, но… я на вторую работу не подписывалась. У меня ребенок и больной отец. Хочешь попытаться найти остальных – вперед и с песней. А мне пора домой.
Мэнни собирается заговорить, убедить ее, но затем замечает что-то краем зрения. Повернувшись, он смотрит на другую сторону улицы, на небольшой круглосуточный магазин на углу. Рядом с ним находится прачечная, любезно поставившая перед входом хлипкую скамейку. На скамейке сидит старичок, который держит на поводке маленькую собачку. Старичок поглощен беседой с женщиной, стоящей в дверях прачечной; они над чем-то смеются. Но собака не отрываясь, пристально смотрит на Мэнни и его спутников, и взгляд ее совсем не похож на взгляд животного.
Затем Мэнни приглядывается. Промеж когтистых пальцев собаки колышется полдюжины белых усиков, похожих на застрявшую во время прогулки призрачную траву.
Бруклин тоже их замечает.
– Да ты, блин, шутишь.
По коже Мэнни бегут мурашки, он смотрит на собаку и говорит:
– На ФДР случилось то же самое. Эти усики цепляются за все, что к ним приближается…
– И разносятся, как зараза, – выдыхает Бруклин.
Бел тоже смотрит на собаку. Он слегка щурится, словно ему трудно разглядеть усики, но затем морщится и его заметно передергивает.
– Я видел, как этот дедуля выгуливал свою собаку, пока мы бродили по парку. Если все, кто там сейчас побывал, эм-м, заразились, то, думаю, через день или два эта дрянь разнесется по всему городу.
Они ненадолго замолкают, переваривая сказанное.
– Белые отростки отвалились от той дамочки, когда я избавилась от остальных, – говорит Бруклин. Она хорошо это скрывает, но при виде собаки ее уверенность чуть пошатнулась. Собака дает понять, что они имеют дело с чем-то коварным и зловещим. – Когда я закончила, она варилась лишь в своей собственной злобе, и ни в чьей еще.
Мэнни вспоминает волну силы, которая разошлась от магистрали ФДР сразу после его выходки с такси. Теперь он догадывается, что это была энергия города: когда Мэнни больше не нужно было сосредотачивать ее в себе, она волной разошлась от него в стороны. Но как далеко ушла эта волна? Он не знает, но помнит, что она уничтожила все белые усики, которых коснулась.
Мощное оружие – если только Мэнни сумеет разобраться, как им пользоваться по необходимости. Он поворачивается к Бруклин:
– Слушай, я не могу заставить тебя помочь мне, но если придется действовать в одиночку, то мне бы не помешало пройти курс молодого ньюйоркца.
