– Домик, смотри! – радостно завопила Кара и припустила во всю прыть. – Ура!
«Домик» был старым полустанком: перекрошившийся перрон, густо заросший серебристой высокой полынью, а на нём – сложенное из обшарпанного рыжего кирпича подобие лачуги. Зелёная черепичная крыша сохранилась наполовину, уцелело два из четырёх окон, болталась на одной петле дверь. Но звезда явно видела во всём этом уютное место для ночлега. Небо над головами всё быстрее чернело, и выбирать особенно не приходилось.
Лестница на перрон превратилась в развалины, и Кара влезла туда, хорошенько подтянувшись и перевалившись через край.
– Давай сюда, Зан.
Он послушно протянул руку, и звезда помогла ему вскарабкаться. Было тихо, пусто, уныло. Сняв съехавший с головы тюрбан, он ещё раз огляделся, сморщился от горького запаха: полынь цвела, а из-за двери в вокзальную постройку тянуло чем-то кисловатым и затхлым. Но Кара уже сунула туда нос, после чего, обернувшись, важно сообщила:
– Дворец!
Во «дворце» нашлись полуобвалившийся очаг, прогнивший пол, один целый стул, покосившийся столик и две кривых полочки, на которых под пылью ютились подстаканники. Бочонок для воды бросили настолько давно, что грязь и дохлые насекомые лежали внутри не одним слоем. Сунув туда палец, мальчик наткнулся даже на несколько лягушачьих костей и паутину. Ещё в одном шкафчике обнаружился пакет с каменными сухарями, две железных банки чего-то, у чего давно не было этикеток, и коробка, в которой, судя по подёрнутым пушком плесени комочкам, держали марципановые конфеты. Все эти припасы Кара, придирчиво оглядев, вышвырнула в разбитые окна, а бочонок пнула:
– Крепкий. Возьму с собой.
– Куда?
– Надо осмотреться, Зан, и найти что-нибудь съедобное. А ты разведи огонь.
– Чем? – опешил он.
Кара щёлкнула его по носу ледяными пальцами:
– Меня спрашиваешь? Я часто наблюдаю за людьми, они вон берут палочки и…
Не закончив, она махнула рукой: «Сам разберёшься», – подхватила бочонок под мышку и деловито направилась обратно на улицу. Косы подпрыгивали от бодрой ходьбы.
– Не уходи далеко! – запоздало завопил мальчик. – Я боюсь!
Задача с огнём оказалась не такой сложной: найденные у крыльца палочки действительно после долгих мольб и проклятий дали искру. На растопку сгодились обломки и труха из обшивки двух поломанных стульев, а также бумага, завалявшаяся в билетной кассе, – огромные рулоны, пожелтевшие, но целые. И дымоход оказался вполне исправным.
Мальчик, довольный собой, протянул к огню руки. Пока шумной спутницы не было, нашлось время подумать, и им стоило воспользоваться… но неожиданно он осознал, что думать не хочет. Потому что мысли неизменно натыкаются на пустоту и сбиваются.
Его кое-чем осенило, и он оторвал от рулона билет. Раз напечатали заранее, там могла стоять дата, когда эти билеты собирались продавать. Точно. Рассмотрев истёршиеся цифры, мальчик с тяжёлым сердцем бросил весь рулон в очаг. Может, лучше бы он и не узнавал.
Ширгу. Месяц 12-й бури, шестой день. 1012 год от Ухода Песков.
Если сопоставить эту дату и дату на могиле, то песок похоронил город два с половиной лау назад. Прошло около двухсот пятидесяти восьми лет.
Мальчик уставился в пламя, обхватив руками колени. В глазах защипало, но он часто-часто заморгал, и постепенно это прошло. Глупости! Если случилось так, что песок выпустил его, если его сердце ещё бьётся… Он прижал к груди руку и услышал те же звуки – стоны и шелестящий скрип песка. Да. Сердце билось словами: «Мы ждём тебя. Спаси нас».
