– Так, Паскаль. Я ухожу, – не терпящим возражений тоном заявил Влад.
Торговец смертью схватил его за руку – мягко, но на удивление сильно.
– Я понял вас, – из голоса Паскаля бесследно исчезли хрипотца и горячность. Он говорил теперь спокойным деловым тоном, а лицо его было совсем как у нормального человека. – Вы – человек, знающий себе цену. Вы – человек, умеющий торговаться. За вашу подпись я согласен доплатить деньгами.
Влад пристально и долго посмотрел в глаза торговца смертью.
Через пару мгновений Паскаль разжал пальцы, сгорбился и исчез в глубине своего шатра.
Влад быстрым шагом двинулся прочь, на ходу соображая, в какой стороне находится его гостиница. Увлекшись спором, он и не заметил, как набережная совершенно обезлюдела, а солнце склонилось к закату.
***
«Теперь я понимаю, почему местные так гордятся своей ярмаркой. Это вам не свистульками деревянными торговать – люди здесь работают с фантазией», – размышлял Влад. Все его пульсы давно пришли в норму, а происшествие на набережной казалось теперь просто забавным эпизодом.
Да и могло ли быть иначе? Теплый вечер в Верхнем Плесе умиротворял и убаюкивал, и все мрачные мысли уходили сами собой.
Это был один из тех уникальных дней в году (да и не каждый год случаются такие дни), когда сходятся вместе сразу несколько факторов – температура, влажность, скорость ветра и Бог знает что еще. В такие благословенные вечера путник не ощущает кожей ни тепла, ни холода. Он словно плывет в потоке воздуха, словно сам становится воздухом. Наверное, такой комфорт и такое родство с окружающей стихией испытывают младенцы в утробе матери.
…И не верилось, что еще буквально неделю назад Влад замерзал под ледяным дождем на серых улицах Минска, и крупные ледяные капли висели на мокрых черных ветках…
Каменные стены домов возвращали солнечное тепло, накопленное за день. К стенам хотелось прикоснуться плечом, прислониться словно ненароком. И вовсе не казалось странным желание сесть или даже прилечь ненадолго на теплые камни мостовой, словно на чистую кровать в гостиничном номере.
Обстоятельная брусчатка городских улиц заслуживала отдельного внимания. Не верилось, что мостовые Верхнего Плеса укладывали обычные рабочие. Нет, тут потрудились настоящие художники!
Под ногами прохожих сплетались каменные узоры, которые сначала плавно переходили в стройные ряды сверкающих в закатных лучах массивных плит, потом рассыпались в сложнейшую мозаику и, наконец, перерождались в шершавый булыжный камень, поросший мягкой травой. Рисунок никогда не повторялся, каждая дорожка была уникальна.
Это было совсем не похоже на ветхую, продавленную, плесневелую брусчатку старых европейских городов. Ровные мостовые Верхнего Плеса дышали юностью мира и новыми нескромными надеждами.
Казалось бы, дорожная разметка должна смотреться непристойно на столь изысканной брусчатке. Однако на деле все выходило ровно наоборот. Длинные белые полосы на мостовой сияли, словно бриллиантовые нити на шее красавицы.
Жители Верхнего Плеса явно не считали брусчатку чем-то неприкосновенным. Дети разрисовывали ее пальмами, куклами и радугами наискось и поперек, не задумываясь об уместности и соразмерности. Взрослые наносили прямо на брусчатку понятные лишь специалистам цифры, знаки, а иногда даже формулы, таблицы и схемы со стрелками. И ничего – любая полоска мела, любая капля белил с легкостью вплеталась в каменные узоры, делая их еще более многогранными и загадочными.
