Город Зга - страница 14
Пенёк молчал, уставившись в точку на столе. Скуластое лицо его старилось от трудной невнятной мыс-ли.
– Пускай с чужих слов, с чужих страхов. Ты можешь сказать?
– Что-то видно, не понял я, – с усилием произнёс он, – Уже… не связывается. Разное говорили. Никто ничего толком. Посторонние люди. Мнэ. Кому верить?
– Именно, что посторонние, – подтвердил я, – Они не могут понять. А мы – можем.
Пенёк поднял голову, подозрительно оглядел нас.
– Что-то ещё случилось? С вами? Я вижу.
– Случилось, – мягко сказала Вела, – Мы не просто пришли к тебе.
Пенёк вздохнул, потянулся к бутылке.
– Погоди. Давай говорить. Это потом, – отодвинул я стаканы.
Когда-то мы восприимем всё. Мы когда-то приблизимся наконец к этой Грани. К плёнке утлого пузыря, в котором мы обитаем. Когда-то Грань расколется, защитная плёнка лопнет, и мы родимся в действитель-ности. Мы – человечество. Человек, состоящий из человеков. Мы вновь изумлённо обнаружим друг друга, соприкоснёмся друг с другом новенькими внезапными энергофибрами. Заработает в каждом из нас наше сообщное мега-чувство.
И потрясением, не сравнимым ни с чем прежним, мы поймём, кто мы.
Мы восприимем неистовоцветные пены звёздных скопищ, роскошный гравитационный ужас центра галактики, мимо которого мы пролетим со скоростью надбытия. Мы восприимем дичайше прекрасные пейзажи в N-мерных мирах, в которых нам пожелается умереть-родиться. Мы восприимем Землю… (Голубую планетишку захолустного «желтого карлика»? Экая наивность бывших безвнятных нас!) Землю – один из важнейших нервных узлов Внутренней Вселенной. Пост размета – преображенья.
Когда-то и нас подключит к себе сообщный Вершинный разум – концентрат разумов земных морформированных цивилизаций – ветвь вселенского Свода-Гуманума.
Можно ли сделаться частицей, молекулой колоссального целого, оставаясь отчётливым собой, единственным-неповторимым, собственной плотью-кровью, душой-духом? Можно ли?
Раз знак вопроса – значит ещё не близок нам путь.
Не близок. Но не бесконечен.
И когда-то…
Если до этого не отравим, не взорвём, не истратим себя – щепотка человечества – шесть миллиардов рациоорганизмиков внутри утлого пузыря-ортодокса.
…– Нет, – глухо сказал Пенёк. И отвернулся, – Не поеду. Не хочу. Отвык.
– Кто ты? – наклонившись к нему, свирепо вопросил я, – Очнись! Кто ты? И ты не сможешь!..
– Смогу.
– В тебе же тоже Зга?
– Смогу. Отвык. Не готов.
– Дурачок!
– Другие смогли.
– Другие? Ты – не другой. Ты – из нас! Из сподобных. Деревянная твоя голова!
– Сказал же – не поеду! Не готов. Отвык.
– На что ты обрекаешь себя!?
– Всё, хватит! А вы… Что ж… Береги вас Бог! Что ещё пожелать? А? По последней…
Там. Тогда.
Китайцы в древности говорили: Чтобы почувствовать счастье, надо чаще смотреть на белое. Если просто белое – это дорога к счастью, то снежно-белое – это путь в рай. Не облачно-белое, но снежно-белое, ибо белизна снега – истинней. Ибо облака могут быть и не белыми, а снег не белым быть не может. Ибо всё белое ночью становится серым, всё, кроме снега, лишь снег бел внутренней неистребимой белизной. Да. А если над горизонтом, над снежными холмами – лёгкий багрянец гаснущего заката… А если с другой стороны над городом звонкая латунь луны… А высь, бездонный зенит – темнеющая ультрамариновая линза. И под всем этим, не смешанный с этим снег – несусвет – покой-праздник. Белое. Кто знает картины величественней и проще, тот не с Земли-планеты.