А вот небольшие часовни братьев Кабиров, бога смерти Решефа, бога мирового порядка и охранителя царских законов Мисора, а также семерых дочерей Эла и Астарты совсем терялись среди высоких многоэтажек с плоскими крышами.
По берегу в тридцати стадиях от пролива, словно зубы дракона, торчали изгаженные бесчисленными поколениями чаек черные обсидиановые скалы, на фоне которых стелы и склепы некрополя, выточенные из податливого для резца ракушечника, казались белыми заплатами.
Гужевая дорога вела в обход печального города мертвых к купеческим складам, выгульным дворам для скота, а также ремесленным мастерским – эргастериям.
От старых домов материкового города Палетира, возведенных несколько тысячелетий назад, остались лишь заброшенные фундаменты, за которые цеплялись кусты скальной розы.
Толстая бронзовая цепь со звеньями шириной в локоть безвольно обвисла на столбах мола, позволяя торговым кораблям с зерном или ремесленным сырьем беспрепятственно заходить в южную Египетскую гавань.
Спустя несколько дней они уходили из Тира, нагруженные драгоценной древесиной, дорогущими пурпурными тканями, стеклянной посудой, а то и кипами библоса. Геродот на глаз измерил длину мола – получалось не меньше четырех стадиев.
Корабль Харисия долго петлял по внешнему рейду, стараясь избежать столкновения с такими же нетерпеливыми морскими скитальцами, как он сам. Кроме того, опасность для него представляли огромные каменные блоки волнореза, о которые с громким плеском билось море.
Броски лемба по гавани прекратились только после того, как Харисий принял на борт элимена портовой таможни, вручившего мореходу тессеру с номером очереди к причалу в обмен на афинское серебро.
Тем не менее борьба за право войти в тирскую гавань на этом не закончилась. Потрепанные штормами, с облезлой краской на скулах и выгоревшим на солнце парусом разномастные торговые корабли старались без очереди протиснуться в проход между боевыми пентеконтерами под персидским флагом.
Мореходы проплывающих борт о борт финикийских кумб, кипрских и афинских лембов, кикладских керкуров, родосских келетов, самосских саменов, палестинских оний, а также египетских барисов орали друг на друга, не стесняясь в выражениях.
Причем понимали друг друга прекрасно, несмотря на то что каждый из них клял соперника на своем родном языке. Келейсты так же неистово бранили гребцов. А прикованные к банкам рабы устало и беззлобно огрызались.
Портовые поденщики быстро разгрузили корабль Харисия. Из ста амфор с медом разбитыми оказались девять. Покупатель нашелся быстро, даже не пришлось искать на рынке.
Разгуливавший по причалу кипрский яван сам спросил, что привезли афиняне. Сунув в пробник палец, он облизал его, сделав вид, будто это не сладчайший мед, а соленый рыбный соус, после чего озвучил свою цену.
Поднаторевший в торговых делах Геродот не соглашался, сердито описывая достоинства товара. Купец досадливо сплевывал и не менее упорно возражал. А когда, наконец спорщики ударили по рукам, от их напускной запальчивости не осталось и следа.
Оставив команду приводить лемб в порядок после долгого плаванья, Геродот отправился бродить по оптовому рынку. Пришлось пообещать Харисию, что он вернется к кораблю еще до заката.
Мореход чувствовал себя в ответе за друга перед Периклом, поэтому настоял на том, чтобы план действий в приморских городах обсуждался совместно.
