– На мой вкус, вся ваша южно-испанская кухня очень тяжела для желудка.
– Горестно это слышать. – Его голубой взгляд опустился на область ее желудка, словно бабочка на цветок.
За последние несколько лет моя мать сбросила вес. Она усыхала и, похоже, становилась ниже ростом: платья, раньше доходившие ей до колена, теперь свисали чуть не до щиколоток. Мне приходилось напоминать себе, что она – интересная дама зрелых лет. Ее волосы, всегда собранные в низко уложенный пучок, державшийся на одной шпильке, составляли отдельную статью расходов. Каждые три месяца, когда в них проступало серебро, модный парикмахер, которому не было равных в окраске волос, делал маме блондирование на фольгу; в свое время у этого же мастера она обрилась под ноль. А потом агитировала и меня сделать то же самое, чтобы избавиться от старомодных черных локонов, которые начинали виться мелким бесом, если я попадала под дождь, то есть очень часто.
В том, что парикмахер обрил ей голову наголо, мне виделся недоступный для меня ритуал. Я уже стала думать, что мама в традициях индуизма сочла свои волосы грузом прошлого, а избавление от них – шагом к будущему, но мне она твердила (с квадратиком фольги в зубах), что обрилась лишь для того, чтобы не знать ни хлопот, ни забот. Впрочем, на меня груз волос давил менее всех остальных проблем.
– София-Ирина, располагайтесь.
Гомес похлопал по спинке компьютерного стула. У него вошло в привычку называть меня полным именем, как записано в паспорте. Когда я последовала его указанию, он развернул ко мне экран монитора и показал черно-белое изображение, над которым стояло имя моей матери: «Р. Б. ПАПАСТЕРГИАДИС (ж.)».
Теперь он возвышался у меня за спиной. Я вдыхала горьковатый травяной запах его мыла для рук – вероятно, шалфейного.
– Здесь в высоком разрешении выведен рентгеновский снимок позвоночника вашей матери. Обратная проекция.
– Вижу, – сказала я. – Эти снимки прислали вам из Великобритании по моей просьбе. Они уже устарели.
– Разумеется. Для сравнения будут сделаны новые. Мы ищем аномалии, любые отклонения. – От экрана палец переместился на кнопку небольшого серого радиоприемника, стоящего на письменном столе. – Прошу прощения, – сказал он. – Хочу послушать, как внедряется программа строгой экономии.
Мы стали слушать новости на испанском языке, то и дело перемежавшиеся комментариями Гомеса, который сообщил нам даже имя финансового обозревателя этой радиостанции. Когда Роза уже начала хмуриться, будто вопрошая: что, собственно, тут происходит – и вообще, врач он или кто? – Гомес сверкнул золотыми зубами.
– Да, я определенно врач, миссис Папастергиадис. Сегодня планирую обсудить с вами курс лечения. Естественно, я располагаю необходимой информацией, но хочу услышать из ваших уст, какие препараты вас устраивают, а от каких вы готовы отказаться. Кстати, вам будет приятно узнать, что в большинстве регионов Испании ожидается сухая, солнечная погода.
Роза поерзала в кресле-каталке.
– Будьте добры, стакан воды.
– Пожалуйста.
Отойдя к раковине, Гомес наполнил пластиковый стаканчик и подал моей маме.
– А не опасно пить воду из-под крана?
– Нет-нет.
Я наблюдала, как мама крошечными глоточками потягивает мутную воду. Может, это и есть нормальная вода? Гомес попросил пациентку высунуть язык.
– Вы серьезно? Зачем вам мой язык?
– Язык является мощным визуальным индикатором общего состояния организма.
