– Они встречают восход. – Герт подошёл к борту, перегнулся, вглядываясь в жёлтое свечение воды. – Они плывут туда, в сторону восхода. Наверное, перед восходом из глубин всплывает планктон.
– Они песней встречают восход.
Из разбегающейся темноты вышел Ансельм, налил себе кофе, подошёл к борту:
– Зверушки радуются приходу дня…
– А где Торилл, такое чудо пропускает!
– Торилл на месте, на полубаке, делает запись. И у него есть интересные догадки, ему кажется, что в пении зверушек прослеживается смысловой ряд.
– Это что означает? Они могут быть разумными? – удивилась Мышь.
– Речь не идёт о разуме. Но это может оказаться свидетельством влияния разума. Вы знаете, что земные домашние животные в звуках используют обертоны человеческой речи? Возможно, это присутствует и в местной фауне. Нужно оборудование, которого у нас нет. Но иметь в виду такую возможность надо.
– Мы будем приставать к берегу?
– Морская болезнь уже достала?
– На суше интереснее.
– Корабль идёт со скоростью двадцать километров.
– Узлов, – поправил Роберт.
– Километров, – настаивал Ансельм. – Давай придерживаться всем привычной метрической системы. Я думаю, что расстояние между остановками в сто пятьдесят километров будет разумным. Если не увидим на берегу что-то очень интересное.
– Значит, через семь часов?
– Купайтесь, загорайте, зачем мы здесь? Только, Роберт, кто-то должен следить за берегом и людьми. Составь график и включи в него желающих. Дело ответственное.
***
Кола Вильк, первый штурман «Алвариша», сидел перед панелью управления, неся первую вахту по управлению каравеллой. В общем, это было не сложно, машины наблюдали за обстановкой под водой, в воздухе, вдоль береговой полосы, предпринимали действия по обходу возможных препятствий, в случаях экстренных ситуаций передавали управление в руки штурмана, но пока таких ситуаций не было, и в обязанности Колы входил только контроль за состоянием техники. Иногда он выходил из кабины на палубу полубака, потягивался, разминался, смотрел на суету Торилла и Ланса, записывающих песни заглядков и виды просыпающегося неба. Поводов для беспокойства не было, состояние атмосферы выглядело стабильным, паруса работали по регламенту. Он сходил на камбуз, послушал с минуту разговор Мыши и Ансельма с Гертом, взял наполненную кружку с кофе и вернулся на пост. На корме уже было несколько любопытных, тоже любовались бледным восходом и сравнивали его с великолепным земным аналогом. Не в пользу Годивы.
От группы на корме отделилась весёлая, высокая Милка Кравена, потряхивая рыжёй гривой волос пошла в сторону кабины Колы. Он, затаив дыхание смотрел на её танцующую фигуру, но когда она вошла, встревожился. Её глаза беспомощно перебегали по будке, пока не остановились на друге:
– Что случилось, Милка? Как ты себя чувствуешь?
– Не знаю, Кола. Мне… неуютно.
– Вчера я по тебе этого не сказал-бы.
– Я притворялась. Ты был на других планетах солнечной системы?
– Ну… я был на Земле… Господи, что я несу! Конечно, я был на Марсе и Плутоне…
– Я была почти на всех. На твёрдых. Но здесь… такого там не было. Я не верю этой планете, Кола. Она следит за нами постоянно, будто ждёт от нас какой-то пакости, и это действует на нервы…
– Тебе надо поговорить об этом с Мариной, она разбирается в психике.
– Я не псих, и я говорю с тобой. Я каждый миг на стороже, я придумываю всякие нелепости, и это не нормально. Я ведь не такая, мне всегда было легко жить, у меня много друзей и нет врагов. А Годива будто прикидывается нейтральной, и это не так. И с атмосферой не всё в порядке. По всем показателям, это стабильная, мало активная среда, но посмотри на фотографии, сколько горных хребтов, и они все с большой разницей в возрасте, но вулканической активности не замечено. Маска, декорация, вот на что это похоже. И мне кажется всякое, какие-то предчувствия, тёмные пятна, мне нужна уверенность, Кола…
