Майкл жестом отпустил его и взял Сантэн за руку.
– Смотри, на розах и нарциссах набухли бутоны и почки. – Она прислонилась к нему. – Все оживает.
– Не все, – негромко возразил Майкл. – Для солдата весна – время смерти.
– О Мишель… – начала она и замолчала, глядя на стеклянную дверь с выражением, которое заставило Майкла быстро обернуться.
К ним приближался мужчина, высокий, рослый, широкоплечий. Увидев Сантэн, он остановился и пронзительно, оценивающе посмотрел на нее. Голубые глаза, борода густая, но аккуратно подстриженная как у короля[32].
«У него глаза Майкла! – подумала Сантэн. – Но они гораздо свирепей».
И она вздрогнула.
– Дядя Шон! – воскликнул Майкл и отпустил ее пальцы. Он сделал шаг вперед, протянул руку, и эти свирепые глаза обратились к нему и смягчились.
– Мальчик мой.
«Он его любит, – поняла Сантэн. – Они очень привязаны друг к другу».
Она внимательнее вгляделась в лицо генерала. Загорелый, кожа потемнела, точно выдубленная, вокруг рта и этих невероятных глаз – глубокие морщины. Нос крупный, как у Майкла, и крючковатый, лоб широкий, высокий, а над ним шапка густых волос – темных, с серебряными нитями, блестящими на солнце.
Они разговаривали, все еще не разнимая рук, и Сантэн поразило их сходство.
«Да они одинаковые, – поняла она, – разница только в возрасте и силе. Скорее как отец и сын, чем…»
Свирепые голубые глаза снова обратились к ней.
– Так вот эта юная леди…
– Позволь представить тебе мадмуазель де Тири. Сантэн, это мой дядя генерал Шон Кортни.
– Мишель мне много рассказывал… – запинаясь, начала Сантэн по-английски.
– Говори по-фламандски, – быстро вмешался Майкл.
– Мишель мне много о вас рассказывал, – охотно подчинилась она, и генерал радостно улыбнулся.
– Вы говорите на африкаансе! – ответил он на том же языке. Когда он улыбнулся, весь его облик изменился. Свирепость, почти жестокость в чертах, которую она заметила, стала казаться иллюзорной.
– Это не африкаанс, – возразила она, и они пустились в оживленное обсуждение; через несколько минут Сантэн поняла, что генерал ей нравится – и своим сходством с Майклом, и разительными отличиями, которые она обнаруживала в них.
– Давайте перекусим! – воскликнул Шон Кортни и взял ее за руку. – У нас так мало времени…
Он сел за стол.
– Майкл сядет сюда, и мы поручим ему резать цыплят. Я займусь вином. – Шон произнес тост: – За нашу следующую встречу втроем. – И все выпили, хорошо понимая, что их ждет: со своего места все слышали разрывы снарядов.
Они оживленно болтали, генерал быстро и без малейшего труда прерывал неловкое молчание, и Сантэн поняла, что, несмотря на суровую внешность, он исключительно грациозен и изящен; но она все время чувствовала на себе пытливый взгляд голубых глаз генерала и ту оценку, которая за ним крылась.
«Отлично, mon gйnйralе, – вызывающе подумала она, – смотрите сколько хотите, но я – это я, а Мишель – мой». Она подняла подбородок и ответила на его взгляд прямо, без жеманства, и смотрела, пока не заметила, как он еле заметно кивнул с одобрением.
«Так вот кого выбрал Майкл, – думал между тем Шон. – Лучше бы это была девушка из нашего народа, которая говорила бы на нашем языке и придерживалась нашей веры. Мне хотелось бы гораздо лучше узнать эту девушку, прежде чем дать благословение. Я бы хотел дать им время подумать друг о друге и о последствиях, но не сегодня. Завтра будет новый день. Бог весть, что он принесет. Как я могу испортить им единственное мгновение счастья? – Он смотрел на нее в поисках порочности или неприязни, слабости или тщеславия, но видел только маленький, дерзко выпяченный подбородок, рот, который легко смеется, но столь же легко застывает и суровеет, темные умные глаза. – Она сильна и горда, – решил Шон, – но, думаю, будет верна ему, у нее хватит сил, чтобы пройти весь путь».
