– Умница моя, – растроганно пробормотал Пётр Алексеевич и поцеловал дочь в высокий (от него унаследованный!) чистый лоб. – Ступай пока к себе, уже и почивать пора. А как принцессы во Францию отбудут, и о твоем замужестве подумаем.
Анна присела перед батюшкой по всем правилам французского политеса и выскользнула за дверь. А у себя, уже переодетая фрейлинами ко сну, выслала всех вон, присела к бюро и написала коротенькую записку Ушакову с просьбой о встрече. Спрятала записку в потайное место и легла спать, положив себе первым делом на завтра сыскать способ передать записку по назначению.
***
По странному стечению обстоятельств, через недолгое время в Тайную Канцелярию поступил анонимный донос на Виллима Монса. А еще через несколько дней, после веселого совместного ужина с государем и государыней, красавец-камергер был арестован самим Ушаковым. От страха Виллим упал в обморок, но это было только начало. На следующий день арестовали его сестру Модесту.
Следствие, подстегиваемое самим государем, стало стремительно раскручиваться. Никто из арестованных не запирался: все признались, что брали «деньгами и рухлядью меховой, а также иными ценными вещами» за помощь в ведении дел пред императором. Тот был взбешен не столько тем, что вскрылось очередное взяточничество – когда на Руси без этого обходилось? – сколько поползшими слухами об амурных отношениях государыни и ее камергера. Пётр Алексеевич и верил им, и не верил: прекрасно зная о легкомысленном характере своей супруги, он все же полагал, что корона императрицы должна была удержать ее от измены.
Так что Ушакову были даны недвусмысленные указания: дела о супружеской неверности даже не возбуждать, а всякого, кто о сем языком молоть станет, волочь в Тайную канцелярию и бить кнутом нещадно. Весь гнев императора был направлен на взяточников – из-за них Россия погружалась в хаос и разорение.
А тут – взяточничество в покоях самой государыни-императрицы! И такие персоны замешаны, что упоминать страшно: Апраксин, князья Долгоруковы и Черкасские, княгиня Гагарина, граф Головкин, Артемий Волынский, Бестужев-Рюмин, Шувалов, герцогиня Курляндская Анна, царевна Прасковья Ивановна… Они все, впрочем, отделались легчайше: их имена лишь значились в «росписи взяткам», прибитым к столбам у эшафота.
На эшафот же взошли куда менее важные персоны: Модесту Балк прилюдно выпороли кнутом и сослали в Сибирь. А вот Виллим Монс сполна расплатился за всех: его приговорили к отсечению головы.
Экзекуция состоялась 16 ноября 1724 года в Санкт-Петербурге на Троицкой площади напротив Сената. Это место стало традиционным для расправ с преступившими закон. Но при этой казни присутствовали сам император, вельможи и сановники, генералитет, иностранные дипломаты, президенты коллегий и… абсолютная спокойная с виду императрица Екатерина.
Она оставалась спокойной и тогда, когда по приказу ее супруга банку с заспиртованной головой Монса поставили в ее опочивальне к изголовью. Только этим и выдал государь сжигавшие его бешеную ревность и ярость… казалось бы. Но Екатерина не ведала о других последствиях казни своего любимца.
Вместе с красавцем-камергером навсегда были отринуты планы сделать ее наследницей престола после смерти супруга. России не суждено было иметь императрицу Екатерину Первую: официальным наследником был объявлен внук государя Пётр Алексеевичем, а регентшей при нем назначалась старшая дочь императора принцесса Анна, «даже будучи сопряженной в замужестве с какой-либо знатной персоной».
