Потом – я поехала в город (то есть в Москву), где мне предстояло открыть выставку как организатору, в паре с Юрой К. …Ну, дальше – получила сообщение о смерти мамы… Сибирь, похороны, возвращение, встреча-и-прощание с Высоцким, закрытие. Я еду в эту деревню забрать дочь. Добираться пришлось на перекладных. В доме хозяйничает женщина Нелли, видимо, Саша её присмотрел как будущую мачеху для детей. По-моему, она для этой роли подходила, я не знаю продолжения их романа. Я говорю дочке, что мы возвращаемся в Москву, она упирается, убегает, я догоняю. Вот она оступилась, упала в траву… В конце-концов, мы с ней возвращаемся в Москву, а велосипед остаётся в их деревенском доме, и Саша Старший обещает привезти его в Москву при первой оказии. Но такой оказии мы не дождались. Осенью Курочкины вернулись в Москву, на свой Трехпрудный, кажется, а велосипеда нашего не привезли, сославшись на некую «перезагруженность». Саша пообещал привезти велосипед в следующий заезд – он намеревался съездить туда за картошкой. Съездил – не привёз. Через какое-то время звоню по телефону, чтобы напомнить о велосипеде – Саша хохочет: «А зачем вам велосипед накануне зимы?!»
Зимой я рассказала моим коллегам-художникам Володе и Вадиму о моих неудачах, и об этой истории с велосипедом тоже. Ребята предложили такой план действий: во-первых, нагрянуть на квартиру коллекционера Евгения Нутовича и забрать у него мои работы, которые он повесил у себя «показать» кому-то, и висели они там довольно долго; потом навестить квартиру Курочкиных-Прохоровых и решить ситуацию с велосипедом. Купили по дороге бутылку коньяка, чтобы потом отпраздновать – победу ли, поражение. На звонок к Нутовичу открыл Нутович; увидел меня в компании двух дюжих молодцев, вынес работы. И даже приглашал войти, посидеть, но мы сослались на занятость и отправились к Курочкиным. На звонок к Курочкиным-Прохоровым-Толстым открыл старшенький, Глеб, сказал, остальные сейчас в театре. Предложил подождать, мы присели. Через какое-то время явились «остальные», то есть Саша, который сразу и молча прожмыгнул в спаленку, и двое младшеньких возглавляемые Катиной сестрой Таней Толстой, будущей великой писательницей и инструктором школы сквернословия. (Всё же, эта фамилия подходила Тане особенно, если делать ударение на первом слоге… И от красоты сестры Кати ей Господь не отломил ну ни крошечки.) Младшенькие проследовали в опочивальню. Мы завели речь о велосипеде. Таня приказала нам уйти, а если не уйдём – она вызовет милицию. Мы с готовностью согласились подождать милицию. Прибыла милиция в лице двух молодых людей. Я им вкратце рассказала историю. Таня кричала, показывая на меня своим толстым пальцем: «Да она сумасшедшая! Шизофреничка!» На что ей милиционеры отвечали простодушно: «Но это же не повод не возвращать велосипеда…» Милиционеры посоветовали мне получить велосипед через суд. Мы вышли на улицу впятером. Присели в сквере. Пытались угадать степень ответственности этой Тани за загородную коллекцию велосипедов, кто она: куратор, администратор, или просто заядлая велогонщица, и даже скорее, вело-угонщица, которой приглянулся велосипед моей дочки? Вон как она ощерилась своей клыкастой пастью, мол, уходите, не отдам! Вспомнили одну студенческую песенку о велогонщике и спели квинтетом припев:
Вперед, не плачь, а
Давай крути!
Найдет удача
