)
… конечно они испугались!!
Я сам испугался если честно. Почти как тогда когда бил странного типа. Я мог сорваться!! Дьявол!! Как же у них посерели лица! О! Они почуяли во мне дарского офицера! Точно так же как я чуял в них страх и ненависть. Да!! Я впервые почувствовал в них ненависть. Видимо я слишком разозлил их своими словами. Но я не угрожал. Зачем? Я не бил их и не пугал. Хотя меня трясло, так что я собрал все свои силы чтобы удержаться. Но они все равно возненавидели меня…
Я попросил у Вацлава отгул. Он сказал иди.
Я ушел.
Они думали я не слышу. Но я слышал все как они сказали, что я могу стать для них проблемой.
* * *
Я просто пойду в отдел по надзору и попрошу перевести меня в другую мастерскую или дать другую работу. Может быть, пойти в пару к Рассу? Я могу убирать улицы.
(выдран лист)
… в общем то все нормально!!
Не считая того что снова пришли плохие сны и мысли. Я не боюсь, конечно же. Мне бы только заполнить эту пустоту…
Надо снова сходить к доктору. Может он…
(остальные листы выдраны)
Четыре часа утра.
Сходил в круглосуточный магазин за сигаретами и теперь курю в открытое окно. Дождь закончился. Со двора тянет сыростью и тоской. Есть ли у тоски вкус или запах? Можно ли невооруженным глазом разглядеть ее, застрявшую в черных ветвях тополя? Или в облаках, нависших над глазницами окон? В них нет света. В мире вообще нет света. И я тоже не включаю его.
Я виноват, что не смог поговорить с Полом своевременно. Виноват, что он не пришел ко мне со своей бедой. Но достаточно ли будет сожалений? Что можно сделать теперь?
Надо сходить к нему в мастерскую. Узнать у Расса, где именно он работал. Я хорошо запомнил те имена. Вацлав. Борис. Аран. Да еще доктор. Ве-ни-а-мин?
Уж не тот ли, чье имя я сам не выговариваю полностью? Внешне добродушный, но хитрый. Его прикрепили ко мне аккурат после смерти Пола. Слишком много совпадений.
Мерцающий огонек окурка падает быстро, затухает на ветру и становится неразличим и черен в непроглядной темноте раннего утра.
Люди говорят, ночь темнее перед рассветом. У Пола рассвет так и не наступил. Но я сделаю все, чтобы зажечь поминальную свечу для него.
9 апреля, среда. Приглашение
Кофе, таблетки и сигареты – мой утренний рацион.
Ночь прошла без сна. Но мне не впервой бодрствовать по нескольку суток. Я выгляжу ужасно. Еще ужаснее, чем обычно. И зеркало, словно в насмешку, выхватывает изъяны моего лица: осунувшегося, постаревшего, исчерканного шрамами.
«Лицо – зеркало души, – говорили нам в центре. – Совершая добрые дела и поступки, мы молодеем и хорошеем собой. Совершая зло, мы становимся уродливее и старше».
Раньше мы не замечали этого. Только в центре поняли, насколько отличаемся от людей, насколько кажемся уродливыми и старыми рядом с ними. Насколько мы – чужие. И это опустошало не меньше, чем смерть Королевы.
Непогода радует: можно поднять воротник пальто и, спрятав в него лицо, слиться с толпой – усталыми, промокшими и вечно спешащими куда-то людьми. Тогда во мне не замечают чужака, не отшатываются и не бросают брезгливые взгляды. Тогда я могу чувствовать себя спокойнее.
Дождь начинает накрапывать снова.
Расс, нахохлившийся, как ворон, сидит на сломанной детской карусели. Завидев меня, машет рукой.
– Что-то нашел? – без обиняков спрашивает он.
У меня хватило времени поразмыслить, рассказывать ли коменданту о находке. По старой привычке решаю сказать полуправду.
