– Герцог, сейчас, по-моему, не время шутить.
– Вы, быть может, полагаете, что я шучу, графиня? Спросите виконта Жана.
– Нет, черт побери! Мы не смеемся. Нынче утром король обнимал, ласкал и ублажал Шуазеля, а теперь они вместе под ручку прогуливаются по Трианону.
– Под ручку! – откликнулась Шон, которая тем временем проскользнула в кабинет и теперь воздела к небу свои белоснежные руки, словно новое воплощение печальницы Ниобеи.
– Да, меня провели, – сказала графиня, – но мы еще посмотрим… Шон, первым делом отмени приказ заложить карету для охоты: я не поеду.
– Правильно, – одобрил Жан.
– Постойте! – воскликнул Ришелье. – Главное, никакой спешки, никаких обид… Ах, простите, графиня, я позволил себе давать вам советы, простите!
– Советуйте, герцог, не стесняйтесь; я, право, теряю голову. Видите, как оно вышло: не хотела я соваться в политику, а стоило разок вмешаться – и сразу удар по самолюбию… Так вы считаете…
– Что обижаться сегодня неразумно. Помилуйте, графиня, положение у вас тяжелое. Если король решительно держит сторону Шуазелей, если он поддается влиянию дофины, если он так открыто вам перечит, это означает…
– Что же?
– Что вам следует держаться еще любезнее, чем обычно, графиня. Я знаю, это невозможно, но, в конце концов, от вас сейчас и требуется невозможное; значит, совершите его!
Графиня призадумалась.
– Вообразите, – продолжал герцог, – что, если король усвоит себе немецкие нравы?
– И вступит на стезю добродетели! – в ужасе воскликнул Жан.
– Кто знает, графиня, – изрек Ришелье, – в новизне есть своя прелесть.
– Ну, в это мне не верится, – с сомнением в голосе откликнулась графиня.
– Чего в жизни не бывает, сударыня; говорят, знаете, сам дьявол на старости лет пошел в отшельники… Итак, выказывать обиду не следует.
– Не следует, – подтвердил Жан.
– Но я задыхаюсь от ярости!
– Охотно верю, черт возьми! Задыхайтесь, графиня, но пускай король, то есть господин де Шуазель, этого не замечает; при нас можете задыхаться, а при них дышите как ни в чем не бывало.
– И мне лучше поехать на охоту?
– Это будет прекрасный ход.
– А вы, герцог, поедете?
– А как же! Даже если мне придется бежать за всеми на четвереньках!
– В таком случае поезжайте в моей карете! – воскликнула графиня, любопытствуя взглянуть, какую мину скорчит ее союзник.
– Графиня, – отвечал герцог, пряча досаду под маской жеманства, – для меня это такая честь…
– Что вы от нее отказываетесь?
– Я? Боже меня сохрани!
– А вы не боитесь себя скомпрометировать?
– Я не хотел бы этого.
– И вы еще смеете сами в этом сознаваться!
– Графиня, графиня! Господин Шуазель вовек мне не простит.
– Значит, вы уже в такой тесной дружбе с господином де Шуазелем?
– Графиня, графиня! Это рассорит меня с ее высочеством дофиной.
– Значит, вы предпочитаете, чтобы каждый из нас вел войну поодиночке, но уже и плодами победы пользовался один? Еще не поздно. Вы еще ничем себя не запятнали, и союз наш легко расторгнуть.
– Плохо же вы меня знаете, графиня, – отвечал герцог, целуя ей руку. – Вы видели, колебался ли я в тот день, когда вы представлялись ко двору и надо было найти для вас платье, парикмахера, карету. Знайте же, что нынче я буду раздумывать не больше, чем в тот раз. Да, я храбрее, чем вы полагаете, графиня.
– Значит, мы условились. Поедем на охоту вдвоем, для меня это будет удобный предлог ни на кого не смотреть, никого не слушать и ни с кем не говорить.
