Г-жа Дюбарри, утомленная своей дипломатией и ее обманчивым успехом, вкушала послеобеденный сон, и тут во двор с шумом и грохотом, словно ураган, въехала карета Ришелье.
– Хозяйка Дюбарри спит, – не двигаясь с места, объявил Самор.
Жан, не щадя роскошных вышивок, покрывавших платье губернатора, дал негритенку такого пинка, что тот покатился на ковер.
Самор истошно завизжал.
Прибежала Шон.
– Злобное чудовище, зачем вы бьете малыша! – возмутилась она.
– А вас я в порошок сотру, – отвечал на это Жан, сверкая глазами, – если вы сейчас же не разбудите графиню.
Но будить графиню не пришлось: по тому, как вопил Самор и как гремел голос виконта, она почувствовала, что стряслось несчастье, и прибежала, завернувшись в пеньюар.
– Что случилось? – тревожно спросила она, видя, что Жан во весь рост растянулся на софе, чтобы успокоить разлившуюся желчь, а маршал даже не поцеловал ей руку.
– Что? Что? – откликнулся Жан. – Опять этот Шуазель, черт бы его разорвал!
– Как – опять!
– Да, и более чем когда бы то ни было, чтоб мне провалиться!
– Что вы хотите сказать?
– Господин виконт Дюбарри прав, – подхватил Ришелье, – герцог де Шуазель в самом деле торжествует более чем когда бы то ни было.
Графиня извлекла из-за корсажа королевскую записку.
– А как же вот это? – с улыбкой произнесла она.
– Хорошо ли вы прочли, графиня? – спросил маршал.
– Ну, герцог, я умею читать, – ответила г-жа Дюбарри.
– Не сомневаюсь в этом, сударыня, но позвольте мне тоже глянуть в письмо!
– Разумеется, читайте.
Герцог взял листок, развернул его и прочел:
Завтра отблагодарю г-на де Шуазеля за его услуги. Обещаю исполнить сие безотлагательно.
Людовик
– Здесь все ясно? – спросила графиня.
– Куда уж яснее, – с гримасой отвечал маршал.
– Так в чем же дело? – полюбопытствовал Жан.
– Дело в том, что победа ожидает нас завтра, ничто еще не потеряно.
– Как это завтра? – вскричала графиня. – Да ведь король написал это вчера. Завтра означает сегодня.
– Простите, сударыня, – возразил герцог, – дата не указана, следовательно, завтра – это и есть завтра, день, который наступит вслед за тем днем, когда вам угодно будет видеть господина Шуазеля поверженным. На улице Гранж-Бательер, в сотне шагов от моего дома, есть кабачок, и на вывеске этого кабачка написано красной краской: «В кредит торгуют завтра». Завтра – значит никогда.
– Король посмеялся над нами, – яростно произнес Жан.
– Не может быть, – вымолвила ошеломленная графиня, – не может быть, такие уловки недостойны…
– Ах, сударыня, его величество весьма любит пошутить, – заметил Ришелье.
– Он мне за это заплатит, – с еле сдерживаемым гневом продолжала графиня.
– В сущности, графиня, не следует сердиться на короля, не следует обвинять его величество в подлоге или жульничестве; нет, король выполнил то, что обещал.
– Бросьте! – воскликнул Жан, с вульгарностью передернув плечами.
– Что он обещал? – возопила графиня. – Отблагодарить Шуазеля?
– Вот именно, сударыня; я сам слышал, как его величество на другой же день благодарил герцога за его услуги. Это слово можно понимать двояко: по правилам дипломатии каждый выбирает тот смысл, какой ему больше по душе; вы выбрали свой, а король свой. А посему не стоит даже спорить о том, когда наступит завтра; по вашему мнению, король должен был исполнить обещание именно сегодня – что ж, он сдержал слово. Я сам слышал, как он произносил слова благодарности.
