И это счастье – иметь возможность дарит радость тем, кому хочется ее дарить. Делиться тем, что имеешь. А впереди еще месяц такого счастья...
***
Мир сидел у себя в кабинете, глядя перед собой.
Точно знал, что сегодня Амины не будет – попросила отгул. Зачем – конечно же не объясняла. А предположения были самые разные – мужика завела…
Завела мужика…
Или мужик завелся…
В принципе, сколько в мире мужиков – столько у Мира было предположений.
Именно поэтому он уже второй час сидел в тишине, их перебирая. Эти самые предположения.
Работа не работалась, сон не спался, еда не елась. Хотелось знать, где шляется его зараза.
Хотелось ее крови… и любви.
Недолго думая, Мир взял в руки телефон, покрутил немного, а потом начала писать:
«Нужно поговорить, пиши адрес, я подъеду», отправил.
Долго ждал ответа – минуты полторы. Злился – жуть. Даже второе строчить начал. Что-то о том, что игнорировать начальство – прямой путь к увольнению, но Амина все же ответила.
«Больной? Я сплю уже».
«Сама?» - набрал, удалил… Снова набрал, удалил… «Завтра в десять утра сможешь приехать?» - отправил.
И снова ждал.
«Смогу».
Выдохнул. А вдогонку еще одно пришло.
«Езжай домой, Дамир. Ты в последнее время очень устаешь. Если не хочешь отбросить копыта на работе, отдохни. Мне-то твоя кончина только в радость, но у Бабочки нет денег на твои похороны. Мы копим на костюмы».
Дамир прочитал дважды, почему-то улыбаясь.
Представил, как Амина набирала это сообщение, хитро скалясь, а потом все с той же ухмылкой закрыла глаза, засыпая… Аж на душе потеплело.
Отвечать не стал, встал из-за стола, выключил в кабинете свет, спустился на первый этаж, проходя мимо грохочущего басами зала и Амининой каморки. Затормозил у нее – заглянул. Краевская ее все равно никогда не закрывала. По этому поводу они тоже уже ругались. Мир настаивал на том, что все двери должны быть ночью закрыты – неизвестно кто сюда забредет, Амина же легкомысленно отмахивалась. Мол, если кому-то хочется спереть ее сценические труселя – ей не жалко.
Дамир окинул взглядом помещение – маленькое, душненькое, жалкое такое, почувствовал укол совести за то, что запроторил ее сюда, но сейчас что-то менять уже поздно – он пытался, она гордо отказалась. Прошел внутрь. На столе лежала тетрадь – он открыл ее, пролистал, не особо всматриваясь в содержание. Там были какие-то формулы, записи, снова формулы. Подошел к шкафу, провел пальцами по аккуратно развешенным «сценическим труселям», заприметил подушку, удивился сначала, а потом подумал, что это вполне логично. Странно только, почему у него самого тут до сих пор подушка не лежит. Вернулся к дивану из кожзама, опустился на него.
Запрокинул голову, глянул на полоток, потом протянул руку к выключателю света, зачем-то его потушив… Просто решил посидеть в темноте. Немного глаза устали.
А диван-то действительно удобный – так и хочется прилечь, отдохнуть, расслабиться, эх… Мир сладко зевнул, думая о том, что посидит еще пять минуточек, а потом непременно свалит. Приедет домой, чего-то съест, завалится спать…
Думал-думал-думал, чтоб прямо здесь заснуть.
Мир не знал, что он уже не первый мужчина, ставший жертвой снотворного действия этого дивана. Не знал, что когда-то Глеб Имагин опростоволосился так же, а получил за это… и не только за это – сердце Имагиной Насти. Он не знал, что проспит так до утра, а утром его застанет Амина.
