Читать онлайн Мария Акулова - Моя в наказание



1. Глава 1

Глава 1

Айдар

— Чувствуешь, Салманов? — Вячеслав Тарнавский, будущий судья одного из самых известных, коррумпированных и денежных судов столицы, взмахивает рукой, направляя потоки римского воздуха себе в лицо.

— Что чувствую? — Я слежу за еще университетским хорошим другом, позволяя губам подрагивать в улыбке. Тянусь за чашкой и делаю глоток крепкого итальянского кофе.

Как ни странно, пусть ночь была бессонной, но настроение у меня хорошее.

Типа отпуск. Рим. Лето. Вокруг — шумная толпа. За спиной — Пантеон. Ноги вытянуты под столиком на летней террасе туристического кафе. На языке — вкус итальянского эспрессо.

— Запах свободы, Салманов. Это запах свободы!

Слава шутит свою дурацкую шутку до конца. Сам смеется, а я просто игнорю.

Пошел нахуй.

По-доброму, конечно.

Мы встретились, потому что случайно оказались одновременно в городе на семи холмах. Я думал поговорим о жизни и его планах, а в итоге все полчаса — о моей давнишней «отсидке». Которая длилась два месяца пять лет назад и закончилась моим безоговорочным оправданием.

Тогда я еще работал областным прокурором. Взял за яйца страшных людей, десятилетиями сидевших на таможенных схемах. Знал, что нужно быть очень-очень осторожным. Никаких бабок ни у кого не брал, но меня «поймали» на взятке.

Спасибо любимой жене.

Бывшей, слава ее многоуважаемому Аллаху.

Но если об «отсидке» я еще готов говорить и даже терпеть шуточки, то об этом — нет. Вспоминаю — в висках стучит.

Сложно самому себе ответить, почему до сих пор так кроет. Но кроет. До конца не отпустил.

Этой ночью я хуево спал из-за навязчивого сна и тонких стен дорогого пятизвездочного отеля. В одном из соседних номеров — ребенок, справиться с которым мамашка не могла до самого утра. Он рыдал и рыдал, и эти слишком трагичные рыдания заползали мне в уши. Бесили. Душу теребили. Почему-то.

У меня нет детей и скорее всего не будет. Не сложилось. Не срослось. С детьми в комплекте идет мать, а ни один из двух моих браков ничем хорошим не кончился.

Сначала по-любви развелись. Потом по-договоренности получил нож в слишком расслабленную спину.

Видать, не семейный я человек.

Но сейчас в уши снова заползает детский плач. Мне кажется — тот же, из сна. Не хочу его слышать. И тревогу чувствовать не хочу. Трясу головой, фокусируюсь на Тарнавском.

— Ты когда домой, Салманов?

— Через три дня. Нужно офис новый запускать. Хочу присутствовать.

Слава кивает и скалится. Снова шутить хочет. Ну шути.

Про нынешнюю работу — с радостью.

— Не жалеешь, что в бизнес ушел? Тебя же вроде тогда просили остаться?

Мотаю головой. Не жалею ни на грамм. Это Славе предстоит погрузиться в систему по самую макушку. Нахлебаться дерьма и дай бог вынырнуть. Я свое дерьмо уже выхлебал. Да и предательства я не прощаю.

Механику процесса моего слива я изучил досконально. Разобрался в сути подставы и роли каждого причастного.

Я понимаю, что мое же начальство изучило мою жену хорошо, что хитрые люди надавили на больное и очень грамотно, но простить предательство всё равно не могу. Ни им, ни почему-то, сука, ей. Особенно ей.

Правда она и не просила больше. Разок и всё. Достаточно.

Видимо, мое обещание уничтожить, если встретится, ее впечатлило.

Но все это не ко времени. Хватит.

— Немного в справедливость поиграл, наелся. Кому-то надо и бабки зарабатывать.

Слава фыркает. Мне в затылок снова бьет плач.

Сука, да бесит.

Стреляю взглядом на площадь. Почему дети вечно рыдают?

Мамаши вообще умеют со своими детьми справляться? Если нет, то нахуя заводят?

Я злюсь слишком сильно, как на самую рядовую в мире ситуацию: детский плач в публичном месте. Но он меня до костей пробирает. Громче становится. Определяет сердечный ритм.

— Что ищешь?

Игнорируя вопрос Славы, продолжаю крутить головой, пока не натыкаюсь взглядом на девочку.

Она стоит посреди площади. Кажется, что одна.

Я вижу только спину — маленькую, почти полностью укрытую темными вьющимися волосами. Года три-четыре, наверное?

В душе не ебу. Я ж не по детям.

Я вроде бы нашел источник мучительных звуков, но легче не стало. Смотрю на нее, жду появления мамки, но плач продолжает разрывать как будто изнутри.

— Потерялась, что ли? — Слава прослеживает за моим взглядом и спрашивает. Я пожимаю плечами.

— Походу.

Щурюсь, смотрю на нее.

Девочка трет глаза, крутится, поднимает лицо в небо, сжимает кулаки и кричит:

— Аллах, верни мне маму-у-у-у!!!

Не на итальянском и не на анлийском.

Внутри что-то щелкает.

— Я подойду.

Кивка от Славы не жду. Встаю и спускаюсь с террасы. Я в жизни такого не делал. Точнее нет. Однажды делал. Тоже сердце дрогнуло. Тоже из-за девочки. Но той было двадцать и так, как она меня об землю ебнула за помощь, ни один мужик не смог бы.

Но тут другое. Тут — ребенок.

Она успевает обернуться. Я — немного рассмотреть лицо. Заплаканное. Мокрое. Нос курносый. Ресницы слиплись. Платье красивое. Волосы блестят. На голове — бант.

Не похожа на бродяжку или неблагополучную. Да и судя по речи — ребенок туристов.

Она снова запрокидывает голову и отчаянно плачет в небо.

Я опускаюсь перед ней на корточки.

— Эй, привет… — Надо улыбнуться и сыграть доброго дядьку. Потому что хмурых дети боятся. Правда они вообще дядек должны бояться, если у мамом ум есть. Но насчет этой у меня сомнения. Как такую кнопку можно было потерять?

Кнопка опускает взгляд. Смотрит на меня. Икает.

Качает мне кровь вместо сердца. Чего вдруг качает?

На меня смотрят зеленые-зеленые глаза. Красивые. Как и волосы.

— Салам, — малышня здоровается, я улыбаюсь.

— Салам. Ты откуда такая?

— Из Пантенола, — ребенок отвечает уверено. Успокаивается быстро. Вот и умница. Видно, что боец.

— Из Пантеона?

— Да, Пентагона.

Опять улыбаюсь.

— А мама где? В Пентагоне или Пантеноле?

Своим вопросом ставлю малышню в затруднительное положение. Она зависает. Думает.

А я злюсь и глаз оторвать не могу. С чего вдруг, блять? С чего вдруг?

— Там, — малышка выкручивается, указывая пальцем на Пантеон. Он огромный, внутри толпы и толпы. Не удивительно, что потерялась. Странно, что вот так стояла, и никто не подошел. — Мы пошли в гости в дом ко всем богам. Мама сказала, это не тот, где наш Аллах живет, но мы можем и других посмотреть, — губы снова дрожат. — Я за котом побежала. А теперь…

Возвращается взглядом ко мне, снова чуть не плачет.

Чужих детей трогать нельзя, я знаю. Я ж как-никак юрист, но с этой действую интуитивно.

Тянусь к носу и щелкаю. Она отвечает растерянным: «ой», я улыбаюсь — она улыбается.

Мне кажется, делает это как-то знакомо.

— Мобильного нет?

Мотает головой. Тупо, но это претензия не к ней.

— А мамин номер может?

Активно кивает.

— На кофточке.

Тычет куда-то за спину, я плюс-минус понимаю. Разворачиваю ее аккуратно и достаю бирку. Там правда есть данные на английском. Ну хоть тут слава яйцам. Додумались.

Читаю: Сафие.

Красивое имя. У меня мать так звали. Она умерла в прошлом году. Мы успели увидеться. Может поэтому девочка трогает?

— Чья ты такая, Сафие? — спрашиваю, перепечатав номер на мобильный и вернув ребенка к себе.

Смотрю в лицо и продолжаю видеть сходство. Даже тревожно. Может это просто национальное?

— Мамина.

Улыбаюсь.

Держу палец над кнопкой вызова, но медлю, не жму.

— А папа где? — Не мое дело вообще. Сам не знаю, зачем спрашиваю.

Девочка тяжело вздыхает и устало объясняет тупенькому мне:

— Нет у меня папы. Только мама и Аллах. Он нас от всего бережет.

Звучит как-то обреченно и по взрослому. На сей раз улыбку из себя я уже выдавливаю. Потому что это грустно.

— Маме тогда твоей позвоним сейчас, хорошо?

— Звоните, — Сафие мне разрешает. Приятно. — А вас как зовут? И вы чей?

— Айдар. Ничей. Ни мамы уже нет, ни папы.

На мое имя она реагирует тешущим самолюбие: «о-о-о», на сиротство — грустных вздохом.

— Без папы сложно… — Со знанием дела. Больно аж. — Без мамы я бы не смогла.

— Правду говоришь…

— Но вы вроде бы хороший, Айдар…

— Это вряд ли, Сафие, но тебе хочу помочь.

Если честно, потерявшую ребенка мать мне не очень жалко, но и тянуть не вижу смысла.

Нажимаю вызов и прикладываю мобильный к уху. Слушаю гудки.

Тем временем Сафие мне что-то рассказывает. Про маму, Пентагон, вкусное мороженое и кота.

А у меня в груди по-прежнему ворочается.

Мамашка не торопится брать трубку. Меня это неожиданно сильно бесит. Не дозвонюсь — буду дальше разбираться. Но нет.

На седьмом гудки прерываются. Я слышу растерянное:

— Алло…

До этого сердце замедлилось, а сейчас вообще на стоп. Я смотрю на Сафие внимательней, пока она болтает.

На губы. Брови. Волосы. Нос.

Блять, я всё узнаю. Только глаза другие. Чьи глаза, Салманов? А лет ты сколько насчитал?

Сам себе недоговариваю.

— Алло, Айлин?

Спрашиваю нейтрально. Слышу:

— Да. С кем я…

В ушах шум. В голове — взрыв. Угадал.

Надо дальше говорить.

— Я с вашей дочкой на площади. Она вас потеряла.

— Слава Аллаху, — шепчет. Я слышу, как рвано дышит и стучит каблуками. Куда ты, блять, бежишь уже? Добегалась. — Спасибо вам! Где на площади? Я бегу. Вы мне скажите…

— Мы возле стеллы вас подождем.

— Хорошо, я бегу! Спасибо вам! Спасибо! А как вас…

— Под стеллой ждем.

Скидываю и снова смотрю на девочку.

Ей может быть даже неуютно, потому что я — слишком внимательно.

— Мама идет?

Киваю.

— Ну хорошо, — малышка улыбается и начинает смотреть по сторонам, выглядывать. — А с какой стороны она появится, Айдар?

Спрашивает, мажет взглядом, и снова вокруг.

— Не знаю, Сафие. Но мы ее не пропустим.

Поднимаюсь, раскрываю свою ладонь, за которую девочка тут же хватается. Делаю несколько шагов, опускаю взгляд и понимаю, что навыка хождения с детьми у меня нет, я толкаю ее в человеческие жопы, закончится тем, что её так затопчут.

Наклоняюсь и беру подмышками, поднимаю на руку.

Ей нравится.

Она смотрит на меня. Я тоже. Улыбается. Ресницами хлопает.

Блять. Таких совпадений не бывает.

Просто, блять, не бывает.

Или все же?

— У тебя под глазом родинка, — она тычет, я киваю.

— Ага.

— Мама говорит, у моего бабасы тоже такая была.

— А что с бабасы случилось?

Вздыхает, плечами жмет.

Судя по всему, и от бабасы тоже Аллах бережет. Сдох, наверное. В тюрьме или как?

Нужно держаться. Нужно не злиться. Но это, сука, сложно.

Я уже пять лет не прокурор, но Айлин-ханым по-прежнему расщелнуть легче, чем орех.

На бирке у дочки написан был номер и имя ребенка. А вот свое она дописать забыла.

Только я не забыл. Ни черта не забыл. Вплоть до голоса.

Аллах берег, как мог, а другие боги к бабасы таки привели. Но Сафие об этом я пока не скажу.

Хочу в глаза бывшей жены посмотреть, для начала.

***

Я жду появления бывшей жены напряженно, но первой ее все равно видит Сафие.

Начинает крутиться на руке и тычет пальцем в одну из сторон, сообщая:

– Мамочка!!!

Машет ей. Я разворачиваюсь.

Не умей я вовремя отключать эмоции – до своих лет скорее всего не дожил бы. Особенно важно сделать это сейчас.

Я делаю.

Смотрю на нее, как на просто женщину.

Только как не увидеть, что стала ещё красивее? Изменилась и в то же время совсем нет. Я вычеркнул её из жизни и договорился с собой, что таких ошибок больше не совершаю. Но сейчас слежу, как бежит, и вспоминаю, блять, почему совершил.

Она чем-то похожа на француженку. Длинные тяжелые волосы вьются и подпрыгиваю на каждом шагу. По стройным ногам струится юбка ниже колена. Как те, что носила до нашего брака.

Она в стрессе, движения рваные, но все равно ей свойственно неповторимое изящество. Я ни до, ни после таких не встречал.