Она ершится. Хмурится. Губы сжимает.
Смотрю на них. Мелькает мысль: я же помню, как охуенно за шею и к себе. Наказывать.
Ладони чешутся. Сжимаю в кулаки.
– Мам, каких ворон?
– Никаких, кызым. Это дядя шутит… – Мне Айка не отвечает. А дочке – с удовольствием. Смотрит на нее. Улыбается. По голове гладит. Эквилибристка, блять.
– Дядя…
Повторяю, заслуживая свою порцию внимания. Айлин смотрит предостерегающе и с опаской.
– Дядя не шутит, Сафие, к сожалению. Ты в первый раз теряешься?
Напрямую со мной Айлин-ханым разговаривать не хочет. Я понял. Ну супер. Будем через ребенка.
Сафие, в отличие от мамы, мне искренне рада.
– Нет, я часто… – Взмахивает рукой. Я съезжаю взглядом на знакомую гладкую фарфоровую щеку. Она медленно покрывается красными пятнами. Как и шея. – Мама говорит, я очень самостоятельная.
– Сафие, зайка, посторонним дядям на вопросы нельзя отвечать…
Попытка Айлин строить из себя примерную мамашу заведомо провальна. Это ее ребенок один оказался посреди площади. Ну и мой.
– Но он же меня вернул, а не украл, мама!
Усмехаюсь. А Айлин чуть ли не лопается. Дышит поверхностно. Смотрит немного в сторону. Не на ребенка. Настраиваешься? Правильно, настраивайся.
– Айлин…
Окликаю, благородно дав ей несколько секунд на то, чтобы собраться.
Смиряясь с тем, что выбора нет, все же переводит взгляд на меня. Смотрит зло. Обижено может.
Заебись, конечно. Вот как выглядит обиженная сторона, оказывается.
– Сколько дочке лет? – Спрашиваю прямо, слегка дергая подбородком.
Мы оба знаем, что ложь я распознаю еще раньше, чем она откроет рот. Но Айлин… Это особый человек.
– Три.
Рубит словом. Врет ужасно. В глаза. А я вижу, как у малышни на ее руках глаза расширяются.
Шикарный дуэт двух шпионок. Отдать врагу. Обнять и плакать.
– Сафие, покажи, пожалуйста, на пальцах, сколько тебе лет.
Перевожу взгляд на вторую солистку. Она ерзает. На маму смотрит. На меня.
Не понимает, что происходит, но понимает, что маму разочаровать она не должна.
Поднимает кулачок в воздух, начинает крутить. Один. Два. Пять. Четыре.
Понятно все. И мне, и Айке.
Она прерывает экзекуцию над ребенком. Накрывает кулак своей ладонью и целует малышку в щеку.
Смотрит на меня. Видно, что приняла решение. Она взрослая. Самостоятельная. Смелая.
– Спасибо, что помог, Айдар. Я рада была тебя видеть. И рада, что с тобой всё хорошо. – Усмехаюсь. – Но прости, нас ждет отец Сафие. Он тоже очень волнуется…
– Но бежишь за ней ты.
Вспыхивает. А я даже не знаю, зачем сбиваю ее невъебенно стройную версию.
– Спасибо тебе еще раз. И пусть у тебя всё будет хорошо…
Она договаривает, разворачивается.
Сафие смотрит на меня растерянно. Я подмигиваю. Улыбается и машет.
Я мог бы отпустить, но, кажется, всё же не могу.
– Айлин, – окликаю даже не громко, но она тормозит. Не знаю, потому что я ее дочку вернул, или потому что дочка это не только ее.
– Что? – оглядывается и спрашивает.
Бьюсь об заклад, пульс у нее сейчас такой, что самой страшно.
– Давай честно. Отец кто?
Спрашиваю, давая последний шанс на мирное урегулирование.
Шанс, которым Айлин не пользуется. Сжимает губы, ноздри раздуваются. Из защиты она перешла в нападение. Из виноватой стала злой.
Я ее такой и полюбил. А потом такой же возненавидел.
Из глаз – молнии. Только я почему-то не обращаюсь в пепел, сука такая.
– Не ты.
Выплевывает, разворачивается и снова бежит. Теперь уже с Сафие на руках.
Наверное, верит, что толпа спасет. Затеряется. Один раз получилось же.
