Император открыл глаза. Белая белизна потолка смутила его. На острове в его комнате нет таких потолков, снежно-белых. Белый потолок – как снег в России, бесконечный снег. Он внутренне сжался, он не мог забыть того холода до сих пор. Краем глаза он заметил женщину, сидящую у его кровати. Она что-то читала. Он всмотрелся в нее: «Новая служанка?» Довольно странная одежда. Она в штанах какого-то синего цвета, очень плотно облегающих ноги. Женщина сидела в профиль, и император вздрогнул: «Жозефина? Не может быть. Она же умерла три года назад, когда я отбывал ссылку на Эльбе. Очень похожа». Он хотел поднять руку, но рука была привязана к кровати. Вторая тоже.
Он резко дернул всем телом, женщина посмотрела на него:
– Ты очнулся, Жан? Ты в последнее время пугаешь меня своим поведением, и поэтому тебя привезли сюда, – она взглядом обвела палату. – Это хорошая клиника, прекрасные врачи, они обещают вылечить тебя, но только нужно время.
– Вы кто? – спросил император резким хриплым голосом.
– Жан, это я, Гортензия, твоя жена. Хотя твой врач предупредил, что ты можешь не узнать меня, своих детей. Нужно время.
– Где я? Маршан! Маршан! Выведи эту женщину. Да развяжите мне руки! Как вы посмели привязать меня? Вы превышаете свои полномочия, связывая императора Франции! – Император забился на кровати.
Гортензия вскочила с широко раскрытыми от ужаса глазами. В палату вбежали два дюжих санитара и врач.
Врач подошел к женщине:
– Выйдите, пожалуйста. Вам не надо на это смотреть. Это приступ, так бывает.
– Да, но он называет себя императором Франции. Это ужасно. – На глазах у Гортензии навернулись слезы.
– Обычное явление для такого случая. Каждый пятый мнит себя императором Наполеоном.
Женщина вышла, врач подошел к кровати пациента, тот что-то бессвязно бормотал и дергался всем телом. Подошедшая медсестра с помощью санитаров ввела успокоительное, и пациент через некоторое время затих.
– Очередной Наполеон. И почему именно Наполеон? – спросил врач медсестру. – Гораздо чаще, чем другие знаменитости.
Та пожала плечами:
– Не принял всевышний его душу к себе, вот и мечется она, не зная покоя.
Врач недоуменно посмотрел на нее:
– Вы это серьезно, Анет?
– А что? Мне мама рассказывала, а ей ее бабушка. У них в деревне пропал сосед. Ушел в лес на охоту и не вернулся. Целую неделю искали, не нашли. А через год дедушка наш заболел странной болезнью, никого не узнавал и все рвался куда-то, его даже привязывали к кровати. Думали, умрет скоро. А тут жена соседа этого к бабушке зачем-то пришла. Дедушка ее увидел, упал перед ней на колени и закричал, чтобы она его из ямы вытащила, холодно ему там. Соседка перепугалась. Святому отцу пожаловалась. А тот сказал, чтобы они дедушку в лес отвели. Собрались они вместе с мужчинами, дедушку взяли, он и показал ту старую забытую волчью яму, а там скелет нашли соседа нашего. Он провалился туда на охоте и умер там. А вот душа его вошла в нашего дедушку и показала эту яму холодную. Дедушка после этого поправился. Правда, в полицию его забирали, допытывались, что он убил. Но вскоре отпустили. Я думаю и здесь, – Анет пристально посмотрела на врача, – душа Наполеона мечется, хочет сказать что-то, а мы отмахиваемся, как от суеверия.
– Хватит, Анет. Это все предрассудки. Люди выдумывают всякую чепуху, а потом верят в свои же небылицы.
– Как знать. Хочется же во что-нибудь верить, мсье Дюран.
