Там в солнечном сплетении полыхнул стыд, стыд за своё бессилие, за свою слабость, как мужчины, как воина. Стыд полыхал, обжигая сердце, глаза, щёки, он напирал давлением, учащенным сердцебиением. Ему показалось, что три пары глаз, внимательно наблюдавшие за ним, заметили его слабость.
Александр сгорбился и, ни на кого не глядя, вышел. Улица встретила его холодом. Свет фонарей освещал двор, забор, часть улицы. Александр замер от удивления. Всё, куда дотягивались лучи света, было бело, будто кто-то накинул белую простыню и продолжал откуда-то сверху разбрасывать хлопья пуха. Крупные снежинки падали медленно, словно нехотя, меняя собою мир, и мир изменился.
Александр прислушался к себе: «Почему мне не радостно и в то же самое время не горько? Почему в душе у меня всё замерло, онемело? Да, да, покуда Киры не было, мир не менялся. Он держался на наших мыслях, желаниях, чтобы сын вернулся. И вот он дома, и мир изменился. Он стал холодным и неуютным. Он забрал дорогих людей, заставил осмыслить, что ничто не вечно. Да мы и без него это знали. Зачем же так жестоко, зачем же так бессердечно?»
Александр полной грудью вдохнул в себя холодный воздух и закашлялся. В приступе кашля он не заметил, как к нему подошёл сын.
– Пап, пойдём домой, а то простудишься, – он оглянулся вокруг. – Ух ты, зима пришла, а я даже лето не видел.
– И я, сын, тоже лето не видел. В суете каждодневной в никчёмности кувыркаешься, а жизнь проходит. Оглянуться боязно…
– Ладно, пап, перестань, – он полуобнял отца и увлёк к двери. – Завтра утром КамАЗ приезжает из Донецка. Лёшу привезут. Мне надо их встретить, а обратно они через три дня поедут. Обратно гуманитарный груз повезут. Ты мне Кузю дай, я ребят встречу, провожу по городу к дяде Коле, а потом сразу домой.
– Хорошо, Кира, а может, я с тобой?
– Нет, пап, не надо. Я приеду, потом все вместе к дяде Коле поедем.
– Хорошо, – Александр склонил голову. – Хорошо.
4
В спальне горел ночник. Жена уже лежала в постели, смотрела телевизор. Александр сбросил с себя халат и залез под одеяло. Он вытянулся во всю длину своего тела, закрыл глаза. Жена повернулась к нему:
– Саша, телевизор будешь смотреть?
– Нет, выключай, – ему не хотелось говорить. Легкая прохлада постели успокаивала, хотелось лежать не двигаясь.
– Спокойной ночи, – жена выключила ночник, телевизор. Комната погрузилась в полумрак.
Александр чувствовал, что жена на него смотрит, но он лежал не шевелясь.
– Саша, как же так?..
– Мать, отвернись и спи. Завтра будет не простой день, – но жена не отворачивалась.
– А если бы Кирюшу или тебя вот так привезли мёртвого, что бы я делала, а? Я бы тоже умерла, как Люся от разрыва сердца.
– Мать, прекрати, – Александр приподнялся на локтях. – Ты, что за дурь мелешь? Кира в соседней комнате спит, в другой комнате невестка, а я вот он, рядом. Или ты не веришь? Пощупай, вот он я, живой.
– Ну тебя, Сашка, с тобой ни о чём серьёзном поговорить нельзя.
– Мать, я скоро от твоих серьёзных вопросов выть начну. Отворачивайся и спи, едрит твою кочерыжку!
Жена отвернулась к стенке, жалостливо всхлипывая.
– Ну ладно тебе, Веруня, успокойся, – Александр прижался к жене, нежно обнял, стал целовать в шею, ушко. Жена повернулась к нему и ткнулась в него мокрым лицом:
– Саша, я ведь люблю вас, Сашенька.
– Веруня, хватит, хватит, сейчас нас, от твоих слёз, в океан вынесет. Успокойся, – он гладил жену по голове и легонько прижимал к себе, и она успокоилась. Через несколько минут она уже сопела у него на плече.
