– Пап, я последние два месяца только об этом и думаю. Вот видишь, бросил все свои дела в Донбассе и приехал домой.
– Эх, сын, – Александр обнял сына, резко отстранил от себя и пошёл в спальню.
Кирилл в недоумении смотрел ему в след: «Что с отцом? Что он хотел сказать? Может быть с мамой что? Вон тётя Люся умерла, а она на два года моложе мамы».
5
Александр ещё долго не мог заснуть. Он вспоминал слова сына и думал, почему, когда ему об этом самом говорил Николай, он не слышал его. Вернее слышал, но слова друга были как бы невесомы, а всё, что сказал сын, каждое его слово било в самое сердце. Может, всё оттого, что сын для него, в его памяти, сознании, всё ещё оставался маленьким мальчишкой и вдруг этот мальчишка перечит своему отцу словами друга. Получалось, что сын
в этой жизни стал понимать гораздо больше своего отца и показал ему об этом.
Он ворочался с боку на бок, тяжело вздыхал, спорил в мысленных диалогах с сыном. И так, не переспорив сына, заснул.
Александр проснулся от ароматного запаха пирогов. В доме стояла гнетущая тишина, из-за стеклопакетов не слышно было ни единого уличного звука.
Ему вспомнилось детство, вот так же, лёжа поутру в постели, он прислушивался, как мать шебаршит чем-то в кухне и оттуда исходит этот чудодейственный запах пирогов. А за окном щебечут пташки, доносятся какие-то звуки с улицы и ощущается твоя причастность ко всему, что происходит вокруг, и ты понимаешь, что ты живёшь.
Вставать ему не хотелось, но вспомнились события вчерашнего дня и словно занавесь упала и отгородила его от томного и счастливого мечтания, вернув в грубую реальность.
Приведя себя в порядок в ванной комнате, он оделся и долго-долго смотрел на своё лицо в зеркале. На мгновение ему показалось, что отражение несколько подалось к нему навстречу, понимание необычности происходящего обдало его жаром. Он отшатнулся от зеркала, но отражение не изменилось, и он в ужасе отпрянул на середину ванной комнаты. Сердце учащенно забилось.
– Что это было? Показалось? – шептали губы. – Что за бред? Такого не может быть. – Он медленно повернулся лицом к зеркалу, в решительности вперив взгляд в своё отражение. – Дурдом какой-то, – он хотел повернуться и уйти, но не посмел. Ощущение того, что кто-то невидимый смотрит с зеркального проёма, заставило его попятиться, и только у самого порога он повернулся к зеркалу спиной.
Спустившись в столовую, он увидел, как Даша управляется с маленькой сковородкой, из которой словно по велению волшебной палочки выскальзывали янтарные оладушки. Поздоровавшись, он тяжело опустился на стул и здесь почувствовал, как дрожат его ноги.
Жена была в тёмном платье, тёмной косынке:
– Саша, подождём Киру или ты перекусишь?
Он мотнул головой:
– Крепкий кофе сделай, без ничего. А Кира когда уехал?
Даша также в тёмной косынке и в знакомом тёмном платье пританцовывала возле плиты:
– Наш «стелс» и есть «стелс», в четыре часа фьють и испарился, – она вскинулась перехваченной косынкой головой и выразительно посмотрела на Александра. – Я даже шума машины не услышала. В комнате такая тишина, что, мне кажется, я её слышу, а как уехала машина, не слышала.
– Да, в комнатах тишина, это точно, а ты откуда знаешь, что в четыре часа уехал? – Александр смотрел на её платье, силясь вспомнить, где и когда его видел. Да, ну конечно же, это платьице дочери, она его носила в старших классах. Он посмотрел на жену:
