– Мать, а что-то другого не могла подобрать? Этому платью лет пятнадцать.
– Саш, всё же повыбрасывали. Это единственное тёмненькое, остальные светлые, – она поставила перед ним чашку с кофе. – Да и это великовато. Пришлось прихватить в нескольких местах. В субботу надо по магазинам пробежаться, подобрать вещи. На улице зима уже.
Александр отхлебнул из чашки:
– Даша, так откуда тебе известно, что Кира в четыре часа
уехал?
Она посмотрела на него через своё плечо и зарделась:
– Так он перед тем, как уехать, поцеловал меня.
Александр с женой переглянулись. Александр беззвучно засмеялся:
– Это как же он тебя поцеловал, что ты проснулась?
– Отец, перестань невестку смущать, пей свой кофе и иди, не мешай нам, – Александр видел, что и жена едва сдерживается
от смеха. Здесь краем глаза Александр заметил, как створки ворот стали разъезжаться в разные стороны и в просвете показался чёрный нос автомобиля.
– А вот и Кирилл приехал, лёгок на помине, – он допил из чашки. – Ладно, мать, пойду встречу, и давай, накрывай на стол. Покушаем и поедем к Николаю.
Выйдя на крыльцо, он увидел, что двор был подметён. Тот лёгкий снег, что выпал за ночь, был аккуратно собран в небольшие кучки по краю кирпичного забора. Александр подождал, пока машина остановится и из неё выйдет сын.
– Здравствуй, сын.
– Здравствуй, пап, – сын подошёл, обнял отца. – Как спалось?
– Нормально. У тебя как? Встретил? Проводил? Как там дядя Коля?
Кирилл тяжело вздохнул:
– Плох крёстный. Он тётю Люсю уже забрал.
– Как забрал? Мы же хотели вместе, – Александр в недоумении пожал плечами. – И кто ему её отдал?
– Пап, тётя Люся уже в гробу лежит. Там людей полный дом, родственники… и Лёшу тоже переложили в гроб.
Он открыл багажник, вытащил большой рюкзак, бросил его на землю. Второй такой же рюкзак, альпинистский, он поставил на землю осторожно.
– Пап, я не знаю какие там порядки, но дядя Коля сказал, что он никому крёстную не отдаст, что все три дня, до похорон, она будет дома вместе с Лёшей.
– Кирилл, а ребят, которые Лёшу привезли, ты там, что ли, оставил?
– Нет, пап, я свои вещи забрал, а они дальше поехали. Там ещё одного нашего братишку повезли. Татарин с Набережных Челнов, Миша Насыров. Тоже горе. Двадцать восемь лет парню было, двое детей осталось, – он посмотрел на отца. – Дети сиротами стали, как его жена будет их на ноги поднимать?
Александр опустил голову, тяжело вздохнул:
– Сын, а как же он? Он мусульманин и поехал на Украину?
– Пап, Михаил Насыров наш татарин, россиянин. Мы ведь с татарами вместе в Великой Отечественной войне фашистам хребет сломали и сейчас то же самое будет. А воевать с фашистами со всего света едут. Мой прадед с немецко-фашистскими захватчиками воевал, а я, его правнук, опять с фашистами воюю, но теперь с укропо-фашистами.
– Да, нынче не советское время, – Александр покачал головой, как бы сожалея. – Капитализм для слабых и неимущих страшен и унизителен. Ты узнай адрес его жены, чем можем, поможем.
Кирилл на эти слова улыбнулся:
– Спасибо, пап, это… по-нашему, – сам же начал расстёгивать альпинистский рюкзак. – Я сейчас, пап, тебе что-то покажу. Так… это сюда, это сюда. – Александр с любопытством наблюдал за действиями сына.
– Вот, посмотри на эту штуку, – протянул чёрные ножны, из которого торчала чёрная ручка ножа.
– Это мне, пап, в Луганске ветеран Великой Отечественной войны подарил, он танкистом был и им в то время такие ножи выдавали, как личное оружие. Нож НР-40 образца 1940 года, нож разведчика. Видишь, у него и ножны деревянные.
