– Мать за окно заплатит. Может, и обвинений не будет. – Он пожал плечами и заржал. – А дорога-то рядом была, я ж говорил!
– Да уж, повезло нам – паладины быстро прикатили.
– Чё тебе отец сказал?
– Он пока не знает.
– Не выдумывай. Как тебя тогда отпустили?
– Адвокат забрал.
– Вот отвал! У тебя адвокат есть?
– Типа того.
– А на меня мать всю дорогу орала. Все косяки мне припомнила. Ты представь: я некоторые уже забыл давно, а она помнит. Поди, записала куда.
Чарли, кажись, дождался случая и, выкрутив драматизм на максимум, вещал о своих чувствах, порывах и о том, что мать несправедлива. Она типа только косяки и замечает, а всё хорошее идёт на хер. Я, конечно, прекрасно его понимал, но, помня, как знатно достал свою маму, легко мог представить, как он достал свою.
Возле кабинета биологии толпился наш класс: они рассматривали яркий плакат, на который кто-то искусно пририсовал голую тётку без башки. И все сошлись в шутливом мнении, что рисовал Вакка́те. Он же, покраснев от смущения, всё отрицал.
Вообще Ваккате был до хрена воспитанным, дико боялся девчонок и совершенно точно не мог нарисовать подобное. Ну разве только в мыслишках или в тайном-претайном альбоме. Хотя рисовал он реально классно, за это его Ваккате и прозвали, так-то он Игорёк. Как мне рассказали, однажды на математике – классе в шестом, или седьмом, – он не смог решить задачу на контрольной, зато вместо банальных квадратиков выдал детализированные миниатюрные машинки, аэробусы и летательные аппараты. Короче, еле тогда наскрёб четыре из десяти. А препод потом, ругая его работу на следующем занятии, воскликнул типа: чёртов ты Вакка́те, вместо того чтоб решать задачу, картиночки рисовал. Игорёк, конечно, оскорбился, потому что не признавал он возрождённый абстракционизм и не считал Ваккате художником. Но прозвище к нему прицепилось намертво.
А если уж совсем начистоту, Ваккате странный был, учтивый, правильный, аж до тошноты. Весь такой сильвупле, прям грёбаный аристократ. Но его клятая безукоризненность нравилась хорошим девочкам. И он точно был лучше нас с Чарли.
А Чарли вообще был дурноватый: с идиотскими затеями в башке и жуткими порезами на руках. Я никогда не спрашивал, откуда они, – и вряд ли бы решился. Ещё он вечно вляпывался в дерьмо, утаскивая за собой всех, кто рядом, но обладал удивительной способностью меня тормозить. Хрен знает как у него это получалось, но его почти заботливое «не надо» успокаивало. Всегда. Хотя нет, не успокаивало – отрезвляло. Короче, мозги снова включались, не позволяя творить херню. А вот у Чарли тормозов, видать, не было.
– Вот отвал, а чё, сейчас биология? – опешил Чарли.
– И постылый опрос, – досадливо проворчал Ваккате. – Я полночи готовился.
– А я полночи… – И Чарли заткнулся.
Сначала он беспомощно уставился на меня, – видать, решал, стоит ли болтать о клятом аресте, потом мотнул башкой и выдал:
– А я не готовился. Вообще ни черта не знаю!
– Ты ж типа умный, – поддел я.
– Сраные семейства растений я не знаю. Я их не понимаю! Пойди их отличи!
– Ты просто руку подними, когда ответ знать будешь, – посоветовал Ваккате.
Чарли просиял и на уроке последовал совету: один раз поднял руку, второй, третий – но господин Левиль его не спрашивал. Тут-то, видать, знания Чарли иссякли, и он притих.
– Следующий вопрос: у какого семейства тычинки располагаются кругами в пятикратном числе? Давайте, Эванс, вы очень хотели ответить.
