Гражданин СССР - страница 48



– Давай быстрее двигайся! Все только тебя ждут! – вместо приветствия приказал Умаров, первым начиная движение.

АН – второй стоял прямо у выхода на летное поле.

Умаров первым взбежал по металлической лесенке и тут же начал работать мотор.

Еще пара минут и самолет, начал двигаться, а еще через минуту взлетел.

Пристроившись рядом с Умаровым на длинной скамейке, Борис только откинул голову, собираясь подремать, как Умаров довольно невежливо толкнул его в бок, громко проговорив:

– Ты не спи! Скоро будем пролетать Муйнак и ты сможешь посмотреть кладбище кораблей в пустыне!

– Что такое Муйнак? – спросил Борис, которому хотелось отвлечься от мрачных мыслей, которые его сейчас одолевали.

– Слово Муйнак тюркского происхождения означает собаку с белой шеей, а по-каракалпакски – мойнак – бархан, узкая полоса воды, перешеек.

Поселок Муйнак известен очень давно. Еще в царствование Петра Первого в Муйнак ссылались русские староверы, которые потом посылали на царский стол королевскую рыбу – усача! Замечательная рыба была! – с ностальгией вспомнил Умаров.

– Я пробовал усача. Вареная – так себе, а жаренная и соленая – пальчики оближешь! – тоже поделился воспоминаниями Борис, уносясь в прошлое.


Голубовато-зеленое море, теплое, как парное молоко и куча деревянных фелюг, которые уходили в море на рассвете, чтобы к обеду вернуться в порт с уловом.

Они подходили к борту фелюги, вернее большого баркаса и за бутылку водки им в катер кидали три-четыре усача, а если просили сазанов, то их кидали без счета.

Стоило только отойти от берега метров на пятьсот, то море становилось прозрачно-голубым, где так было приятно плавать! Тело совсем не чувствовало воду! Казалось ты паришь над дном, не чувствуя своего тела! А какие пляжи! На тысячи километров мельчайший и чистейший песок!


– Ты меня совсем не слушаешь! Уставился в окно и думаешь о чем-то своем! – с обидой выдал Умаров.

– Я очень внимательно вас слушаю! Вот только непонятно, как могла доехать рыба до царского стола, который находился в Петербурге в начале восемнадцатого века? – спросил Борис, поворачиваясь к своему собеседнику. Тем более, что за окном самолета не было ничего интересного. Бесконечные солончаки, пересекавшие песчаные барханы.

А вот парочку водяных рукавов вдалеке, окаймленные кустарниками и деревьями, которые радовали глаз, Борис рассмотреть не успел, повернувшись лицом к Умарову.

Говорить неуважительно с человеком, тем более, старше по возрасту, Борис просто не умел! Воспитание, привитое с молоком матери, просто не позволяло не только так себя вести, но и даже придать какие-то нотки в разговоре со старшими, кроме вежливых.

– Ловили усачей зимой, сажали в бочки, выложенные водорослями и заполненные морской водой, и отправляли в столицу!

У меня был приятель, который жил в Ташкенте, а работал в Муйнаке, так он в начале семидесятых годов нашел у одного старовера старинную икону шестнадцатого века, которую тот использовал в виде крышки для бочки для засолки огурцов! – вспомнил Умаров, победно посмотрев на Бориса.

– Я в такие тонкости не вдавался! Мы катались на катерах, водных лыжах и даже немного занимались подводной охотой на Арале. Только не около Муйнака, а около Устюрта! – не остался в долгу Борис.

– Ты знаешь, что Арал в течение веков несколько раз пересыхал и снова наполнялся? – спросил Умаров, и не дожидаясь ответа Бориса, а довольствуясь только удивленным взглядом, продолжил: