Грех. Расплата - страница 28
Кинжал в ладони сменился бутылью – ему надоело ее сопротивление. Пока она билась в истерике, он запрокинул ее голову и влил ей в рот вино. Она заморщилась и попыталась выплюнуть его, но он не дал – все вливал, вливал, заставляя глотать, растворяться в новом, незнакомом для нее чувстве опьянения. Нет, он не о ней заботился – ему плевать, будет она чувствовать, что с ней делают или нет, – ему просто надоел ее крик, ему просто хочется, чтобы ему не мешали, сопротивляясь… В последних порывах воспротивиться Кристина умудрилась увернуться и плотно сжать губы – и липкая холодная жидкость потекла по ее лицу, струйками стекая на расслабившееся, полуобмякшее в мужских руках ее тело. Она достаточно пьяна – он отбросил опустевшую бутыль в сторону.
Он стоял вплотную к ней, проводя ладонью по утратившему способность сопротивляться телу. У его жертвы теплая, нежная кожа…
- Кристина… Глупая гордячка… Ты сама виновата, можно было решить полюбовно… Я никогда не отступаю.
Не отводя взгляда от затуманенных вином глаз Кристины, он изучал ее податливое, девственно чистое юное тело, бесстыже скользил по его изгибам, нахально проникал в запретные места. Сквозь пьяный туман она все еще умудрялась слабо сопротивляться его рукам, все еще дергалась, когда чужие, посторонние пальцы касались нежных мест, которые так хотелось сберечь для того самого, единственного мужчины, с которым суждено бок о бок прожить эту жизнь. Или уже не суждено? Беспомощные слезы катились по ее щекам – она ничего не может сделать.
- Я никогда не отступаю, - довольно повторил он. – Ты станешь моей. А потом я отдам тебя им…
А потом он резко отошел, и чужие крепкие руки подхватили ее и потащили куда-то. Несмотря на затуманенный разум, она чувствовала все: мертвую хватку мужских рук, теплое рассохшееся дерево стола, к которому ее прижали вдоволь облапанной грудью, безжалостные ладони на своих запястьях и ненавистное прикосновение палача к ее бедрам. Обжигающе горячие свои слезы и дикую боль, когда, не церемонясь, мужское тело овладело ею. Слышала тошнотворно громкое, сдавленное дыхание стоящих рядом вожделеющих мужчин с трясущимися от нетерпения телами, чувствовала запах крепкого мужского пота, смешавшийся с другим, до сегодняшнего дня незнакомым ей запахом похоти… Она чувствовала все, пока беспамятство не накрыло ее спасительным черным покровом безразличия.
Когда она пришла в себя, в темной комнате уже никого не было, огонь в камине потух, и только легкой озноб окутывал ее, распластанную на липком каменном полу.
Что с ней случилось, вспомнилось не сразу. Кристина не понимала, почему находится здесь, почему так холодно и почему она без одежды. Попыталась привстать и застонала от пронзившей несчастное тело боли. Пошевелиться больно, низ живота горит огнем… Вот теперь она все вспомнила. Как пришла сюда – вспомнила; руки их жестокие – вспомнила; как сменялись ОНИ, смеясь – тоже вспомнила… Вот только как отключилась, провалилась в спасительную черную бездну – не помнила.
За что? Почему именно она? Почему?! Слезы боли и отвращения к себе, позволившей сотворить с собой такое, ко всему мужскому племени и к этой жизни непрерывным ручьем тихо потекли из уставших плакать и молить о пощаде глаз. Почему все так? Ну почему именно с ней?
Кристина привстала, превозмогая боль, а ладонь наткнулась на холодную липкую субстанцию на полу – она еще не знает, что она здесь повсюду: на полу, на ней самой… Голова кружится, она все еще пьяна, вот только почему же разум так беспощадно чист? Почему случившееся она помнит так ясно? Что делать ей теперь? Надо найти платье, вернее то, что от него осталось. Ах да, они сожгли его в тогда еще пылающем камине.