Грех. Расплата - страница 6

- Да встань же ты, поздно слезы лить, - вздохнул Адриан, опускаясь к девушке.

- Не пойду! Не пойду никуда! – шепотом закричала пленница, цепляясь теперь уже в его плечи. – Лучше убей меня! Убей прямо сейчас! Пожалуйста… Убей меня, только не надо солдатам!

- Да встань ты. Встань! – добавил он чуть тише. – Раньше думать надо было. Разве я тебя не предупреждал? Ты кому перечить надумала? Филиппу?

- Убей меня, - всхлипнула девушка, повторяя, как заведенная. – Только не надо солдатам…

- Дурная. И откуда ж ты только на мою голову взялась?

Адриан ласково коснулся щеки пленницы. Девчонка мигом присмирела – со страхом, надеждой и мольбой смотрела она в глаза мужчины, ища в темных недрах своего палача хоть каплю живого человека. А он, воспользовавшись ее замешательством, одним явно привычным движением хладнокровно пережал артерию на ее шее, заставляя ослабить хватку, обмякнуть и сползти на холодный каменный пол, оставив палачу напоследок лишь немую мольбу в заплаканных глазах.

Адриан подхватил девчонку на руки и направился к выходу.

И снова липкое, тягучее чувство, корнями плотно угнездившееся в далеком детстве.

Филипп брел по узкой тропе на конюшню, а в голове все стучал и стучал проклятый молоточек, отбивая намертво въевшиеся под кожу слова: «Ненужный… Отверженный… Выброшенный…» Собственной матерью, недоотцом. Всеми ими, испытывающими лишь страх.

Страх… Да, именно страх – вот и все, что способен он разбудить в человеческой душе. Ни любовь, ни теплоту, ни нежность, – только липкий, до костей пробирающий страх, чуть утихающий, если сдобрить его звоном золотых монет. Но и тогда, что остается в душах тех девиц, что, купившись, выходят из его ложа и запирают за собой двери? Ненависть? Презрение? Перед глазами все стояла извивающаяся в нечеловеческом страхе девушка, визжащая, словно режут ее наживую. А ведь он всего лишь пришел на нее посмотреть. Молодой, богатый, не уродец…

Страх. Перед недочеловеком. Ненужным, отверженным, выброшенным… Не заслуживающим любви ни собственной матери, ни женщин, ни своего народа, едва ли не молящегося на призрачного папенькиного отпрыска, о котором они и знать-то ничего не знают! Его не знают, но свято верят, что тот, незаконный, будет лучше его, Филиппа – сына пусть не короля, но королевы, родовитой принцессы. В его венах тоже течет королевская кровь. И он не меньше других заслуживает и теплоты, и ласки, и любви! Но лишь одна на всем белом свете его действительно любила… Всем сердцем, всей душой, как своего родного сына! Герда. Как же не хватает ее теплых рук и тихого ласкового голоса, читающего на ночь добрую сказку…

Что ж, пусть будет так. Пусть боятся! Пусть плачут, моля о пощаде. Они ненавидят его, и он отплатит им той же монетой. Он сполна оправдает свое звание Зверя, недочеловека. Не он выбрал этот путь, а все они – мать, отец, его женщины и его народ – сами превратили его в Зверя.

А вот скакун порадовал. Филипп улыбнулся белоснежной морде, сразу же потянувшейся к нему, с первых минут признавшей в молодом мужчине хозяина.

- Ну что, давай знакомиться? – Филипп потрепал коня за гриву и ловко вскочил на мощную спину нового любимца.

Как ни странно, конь и не подумал скинуть с себя шустрого всадника – лишь фыркнул, мотнул головой для приличия и неспешно потопал по мягкой, вспаханной подковами земле.

- Открывай ворота! – приказал Филипп молодому пареньку-конюху, спеша испробовать всю мощь нового друга.