Грехи отцов - страница 2

– Тикайте, хлопцы, стража! – крикнули вдруг в толпе, и кабацкий люд бросился врассыпную – мало кому хотелось встречаться со стражниками. Не прошло и минуты, как возле кружала не осталось никого, кроме давешнего вояки, павшего в поединке с Бахусом2.

Шеренга дерущихся раскатилась в разные стороны. Противник Алексея, первым сунув шпагу в ножны, велел своим товарищам: «Уходим». Они подхватили под руки скорбно матерящегося приятеля и бегом бросились в темноту.

Кадеты же, не дожидаясь блюстителей порядка, побежали в противоположную сторону.

Уже на середине Невы, сидя в розвальнях, которые споро тащила приземистая и лохматая, как мамонт, лошадёнка, Алексей хмуро глянул на раскрасневшегося Игнатия. Глаза однокашника задорно блестели.

– Ты зачем в драку полез?

– Чего ты бескуражный такой, Ладыженский? Поди, там, где ты прошел, три года куры не несутся. От тоски. – Он фыркнул выразительно. – Нешто им спускать было? Нет, вот ей-богу – кабы не знал, что ты на курсе первый фехтовальщик, решил бы, что трусишься!

Он поковырял пальцем дырку на рукаве кафтана, вздохнул раздумчиво:

– Опять биту быть. Эх, не везёт мне, сироте…

– Почему вы не доложили о нарушениях дисциплины во время вчерашнего увольнения? – Глубоко посаженные глаза из-под нахмуренных бровей смотрели сурово.

Комната фон Поленса представляла собой образчик истинно немецкого педантизма. Казалось, даже мебель в ней построилась по ранжиру. И тем более нелепым, словно жирафа в строю драгунского полка, смотрелся стоящий посередине стул, на спинке которого висел длинный, с остзейской тщательностью завитый парик.

– Нарушений дисциплины не было, господин капитан! – отрапортовал Алексей, с трудом оторвав глаза от парика.

– А как же драка с гвардейцами, в которой лишь по счастливой случайности никто серьёзно не пострадал? Я ведь предупреждал вас, чтобы вы были аккуратны и не поддавались на провокации Чихачова…

– Гвардейцы были пьяны, ваше благородие, и первыми затеяли ссору. Мы лишь защищались! Кадет Чихачов проявил отвагу и заслонил собой более слабого товарища, отчего и получил порез руки.

Фон Поленс скептически приподнял белёсые брови. Лишённая парика голова трогательно отсвечивала бритой макушкой. У Алексея мелькнула неуместная своей игривостью мысль, что утренний свет, упав на неё, должно быть, отразится солнечным зайчиком.

– Да? А мне сказывали по-другому…

– Готов присягнуть в том, ваше благородие!

– Хорошо, – капитан вздохнул. – Ступайте. И не забудьте, что сегодня вы должны присутствовать на балу под началом господина фон Радена.

Барон Карл Шульц обожал бальную повинность! Это тебе не в карауле стоять, щёлкая зубами на пронизывающем ветру. Кругом красота и благолепие! Зеркала, музыка, нарядные господа и дамы! Среди последних, между прочим, попадались такие гурии, что пальчики оближешь! Карлу нравилось ловить на себе их заинтересованные взгляды.

С тех пор как два года назад Карл резко вытянулся и оформился в высокого широкоплечего юношу, бальная повинность стала его отдушиной в череде скучных учебных будней. Сперва он не осознал своего счастья – развлекать страхолюдин и старух, коими не интересовались прочие кавалеры, показалось Карлу унизительным, но уже со второго бала он понял, что это просто поцелуй Фортуны!

Первое время, правда, с танцами у него было не очень. Танцмейстер академии, господин Ланде, кричал на него, топая ногами: «Вы не на плацу, сударь! Что вы будто лом проглотили!» Но со временем Карл преуспел и в танцах, а если порою и путал фигуры, то за гренадерский рост, голубые глаза и лучезарную улыбку ему многое прощалось.