А комнате технологий нашлось нечто такое, что и вовсе перевернуло впечатления о мире за Барьером.
В полутемном зале размещалось два прозрачных куба.
Один из них, словно трехмерный экран – а скорее, выхваченный из неизвестного места кусок пространства – представлял часть интерьера жилой комнаты. Посетители могли увидеть стол, несколько стульев вокруг него, посуду – похожую на земную, но тёмную и странную – и троих людей, которые за этим столом пили чай.
– Голограмма? – спросил Эйзен, подходя к краю композиции.
Джафар схватил его за руку и оттащил прочь.
– Нет, – тихо сказал он. – Что-то другое. Они непрозрачные.
– Но… как?
– Другой мир, другие технологии.
– Выглядят, как живые.
Люди в прозрачном кубе двигались, демонстрируя обычный, неинтересный кусок быта. Наблюдая за ними, Эйзен понял, что их время идет по кругу, и цикл составляет около десяти минут, по истечении которого все их движения повторяются сначала.
Понаблюдав три таких цикла, он заметил, что один из людей, первые два цикла ставивший свою чашку четко в мокрый круг на столе, на третий раз поставил ее чуть левее.
А потом, проходя своим обычным маршрутом – от чайника мимо двух стульев, похожих на венские – не скользнул взглядом по краю своего бытия, а поднял взгляд и посмотрел в глаза Эйзену.
– Господи…
Отскочив назад, герцог больно стукнулся о колонну.
Джафар обернулся.
– Яша, – замирающим голосом произнес Алексей, – они… они живые!
Джафар бросил попытки прочитать табличку на соседнем экспонате и подошел к кубу.
– Один, – срывающимся голосом пояснил Эйзен, – на меня посмотрел! Господи… я думал… все это иллюзия… все это вложенное пространство… все эти строения… они могли просто быть древними… но эти… это… откуда оно?
Некоторое время понаблюдав, Джафар сказал:
– Они похожи на актеров одной сцены. Их временной отрезок каждый раз запускается заново, и они живут его как в первый раз.
– Но в то же время не в первый, – подхватил Эйзен. – Вселенское время… текущее мимо них. Оно влияет. И если для них это один и тот же цикл, то для стороннего наблюдателя, то есть для нас, он поделен на множество, которое выстроилось перед нами в ряд.
– Самое ужасное, если они помнят все свои предыдущие циклы.
– Не может этого быть, Яша! – горячо возразил Эйзен. – Скорее всего им до сих пор кажется, что они в своем мире и пьют чай первый раз…
– А на самом деле они здесь испокон веков.
Беловолосый человек, сидящий неподвижно, внезапно скосил глаза и посмотрел. На этот раз на Джафара.
– Такое чувство, что он меня видит, – сказал Джафар, отодвигаясь. – Знаешь… мы ведь сами можем быть этими людьми. Ну, когда у нас дежа вю, например. Возможно таким образом нам приоткрывается истина о том, что мы сидим в таком же кубике и делаем что-то в миллионный раз.
Эйзен, не отрывая взгляда от содержимого куба, сделал несколько шагов вперед.
– Стой! – Джафар дернул его обратно. – Не надо. Если это другое время, то сквозь него проходит энергия страшной силы. Она тебя разорвет.
Подобрав с пола цементный обломок, коих повсюду валялось в изобилии, они отошли в угол, и оттуда запустили обломок в куб.
Едва коснувшись прозрачной грани экспоната, кусок бетона покраснел и взорвался плазмой.
Куб покачнулся, и люди, словно преломленные водой, на мгновение исказились тоже.
Герцог вспотел и перекрестился.
– Больше ничего не кидаем, – сказал Джафар. – Чтобы создать такой временной феномен, нужна огромная гравитационная аномалия. И если мы что-то в ней испортим… нас никто не найдет. Да и нечего будет искать. А может, и некому.
