или жалкие кучки костей. Их даже наш Витька хвалил, говорил, что почти как венгерские, а уж он толк в куромятине имеет, понимает, что к чему. Вспомните анекдот:
венгерская курица говорит нашей: Ты взгляни на себя: тощая, синяя, ноги торчат… То ли дело я – упитанная, желтенькая, сердце и печеночка в отдельных мешочках запакованы, посмотреть приятно. Подумаешь, – отвечает наша, – зато я своей смертью померла. Въехали? Их, курей старой ведьмы, если жарить, там столько жирка натечет, сколько не во всяком поросенке будет. Если вы окажетесь расторопными, то вполне успеете под шумок набить свои мешки курами.
– И мы их съедим? – робко спросил Пашка.
– Само собой, не солить же нам их. Часть пожарим в электропечке, часть сварим, часть закоптим. Можно еще холодное сварить и тушенки в банки закатать – на черный день. Эх, жалко не знаем, сколько им лет, а то бы затеяли троецыплятницу36.
– Возьмем с собой мешки? – спросил меня Пашка.
– Возьмем, – обреченно вздохнул я.
– И фонарик Витькин возьмите, – посоветовала мать, – а то будете кур в темноте щупать, как подслеповатые курощупы. Настало время вам пошалить, как тимуровцы, а ей ответить за свои тяжкие грехи. Спешить надо: ночь сегодня хорошая – луны нет, помощи старой греховоднице не удастся от нее получить. Ну, святая пионерская рать вам в помощь!
В ночь вышли с мешками за спинами. Заодно было, куда бутылки с коктейлем и дубинки положить. Прошли вдоль лесопосадки по мокрому саду, в котором стоял наш дом, выбрались на асфальтовый перекресток напротив заброшенного песчаного карьера. Свернули влево, прошли через лесопосадку, обходя деревню. Со стороны совхозного картофельного поля подобрались к забору зловредной бабки.
– Давай сначала курей наловим, – прошептал Пашка, отражая очками свет далекого фонаря на улице, – а то потом на пожар люди набегут, увидят.
– Хорошо, – немного подумав, согласился я. Предложение брата было вполне здравым.
Дом Явнихи был стандартным: щитовой, обложенный кирпичом. Сарай тоже – белокирпичная коробка. Дверь была заперта на металлическую щеколду с воткнутой вместо навесного замка палочкой. Когда я ее вынимал, вспомнился лежащий в кармане «счастливый» сучок, а затем и лежащий в яме мертвый отец. Меня опять замутило.
– Возьми, – я отдал палочку Пашке.
– Зачем?
– Пригодится. Вдруг счастливая…
Он спрятал ее в карман, а я открыл дверь. Достал захваченный по совету матери длинный железный фонарик, включил. Курятник мы нашли легко, а вот с самими птицами пришлось повозиться: недовольные прерванным сном куры начали шуметь.
– Тихо ты! – шептал я держащему мешок брату. – Не шугай их так.
– Они сами, я не виноват.
Скрипнула дверь, в сарае зажегся свет. Явниха подслеповато всмотрелась в нас…
– Директорские выродки! Вы что тут делаете, паразиты?!
– Это не я! – закричал Пашка и уронил мешок, предварительно затянув горловину. – Это он все придумал!!! – показал на меня. – Он меня заставил!!! – брат заплакал и кинулся к выходу, ловко огибая старуху.
– Он? – Явниха довольно хмыкнула и достала из левого рукава длинную ржавую спицу. – Сейчас мы посмотрим, какого цвета у него потроха, крапивное семя. А ты погоди пока, клоп. – Обернулась на Пашку. – Закончу с ним, займусь тобой, коммунячья кровь. Ну что, еретик?.. – ловко поигрывая спицей, мелкими шажками шла ко мне. – Нарушаешь тимуровскую пионерскую клятву? Страшно, кривой вражонок, когда амба
