Курицу схватили первую подвернувшуюся. Приволокли ее к костру. Положив ее на пень, я достал спрятанный за калиткой топор. Прятали мы его, чтобы никто не спер, хотя, у нашего отца и так никто бы ничего не спер. Подкравшийся Пашка смотрел с острым любопытством, возбужденно подрагивали, словно хоботок насекомого, очки. Я стоял и чего-то ждал.
– Чего ты ждешь? – не выдержал Пашка.
– Она же живая, – попытался объяснить я. – Она дышит.
– Руби скорее, мамка успеет на ужин сготовить!
– Она же живая, как ты не понимаешь?
– Руби, а то опять один горох вечером жрать! – горячечно сказал Пашка.
Отец где-то спер целый мешок гороха, и мать из экономии постоянно варила его нам. Вздохнув, я резко опустил топор на покорно вытянутую шею. С легким хрустом перьев голова отделилась и отлетела к забору. Из обрубка шеи ударила длинная струя крови. От неожиданности я отпустил тушку, и обезглавленная птица рухнула с пня. Упав на землю, она вскочила на ноги и, поливая вокруг кровью, словно из брандспойта, кинулась прочь, в сад. Я остолбенело смотрел вслед. Пришел в себя только от воплей брата.
– Уйдет! – верещал он. – Уйдет же!!!
Схватив полено из кучки дров, приготовленных на вечер, он с неожиданной ловкостью, будто заправский городошник, швырнул его вслед беглянке, снеся курицу, словно кеглю.
– Попал!!! – заорал Пашка и начал скакать по двору, улюлюкая и изображая индейский танец.
От сарая к его воплям добавилось кукареканье нашего петуха. На шум из дома вышла недовольная мать.
– Опять скачешь, кособокий? – брезгливо поморщилась она. – Знать, не устал. Ты чего стоишь, шупальца свесив, Виталий? – перевела взгляд на меня. – Зарубил куру? Где тушка?
– Она убежала, – признался я.
– Безмозглый, весь в Витьку, – поставила диагноз мать. – Это у тебя от того, что шапку зимой не носишь. Смотри, мозги вытекут, безмозглым станешь.
– Я ее подбил! – ликующе вклинился в материнские поучения Пашка.
– Кого ты подбил, кочерыжка моченая? – спросила мать.
– Виталик ей голову отрубил, а она тикать, а я поленом ее, – хвастался брат.
– Хоть у кого-то здесь мозги с моей помощью работают, – похвалила мать. – Вовремя я за твое воспитание взялась. Теперь принеси добычу.
Пашка, схватив еще одно полено, пошел за тушкой.
– А ты не стой столбом, а то голуби гнездо в волосах совьют, – велела мне мать. Приняла из рук Пашки окровавленную птицу и положила на заборный столб. – Пускай пока полежит. Как вода закипит – меня позовете.
Вода закипела, Пашка позвал мать. Она пришла с кастрюлей и ножом. Брат волок следом таз.
– Клади куренка в таз, – командовала мне мать. – Теперь поливай кипятком. Павел, возьми за лапы эту падаль, только осторожно, не обожгись. Виталий, лучше лей, не жалей, не в пустыне. Теперь щипайте.
Мы начали отдирать мокрые скользкие перья.
– Шибче щипите, каторжники.
С грехом пополам ощипали птицу.
– Павел, опять бери за лапы, Виталик, возьми нож и вспори брюхо.
Я провел ножом по животу, из разреза хлынули петли кишок и что-то желто-зеленое, пошел резкий запах.
– Она не пропала? – заволновался поморщившийся Пашка.
– Нет, все нормально, это потрошки так пахнут.
– А их едят? – жадно спросил брат.
– Еще как, – она подмигнула. – Как пожарим с луком, так тебя за уши не оттащишь.
– А мы пожарим? – облизнулся Пашка.
– Конечно, – успокоила мать. – Виталий, теперь промой брюхо изнутри, внутренности пополоскай. Молодцы, – мать уложила птицу в кастрюлю. – Я пошла готовить, а вы рубите остальных, а потом заварите месиво свиньям. И перья под яблоней в саду заройте, это полезно для будущего урожая. Опять же, улики лишние скроет от глаз.
