Григорий Нисский. Создание канона - страница 5
Статья В.М. Живова посвящена Максиму Исповеднику, но имеет принципиальное значение для этой работы, поскольку ее автор выявил влияние антропологии каппадокийцев на формирование литургического символизма и раскрыл само понятие литургического символа. Он же показал, что внутреннее противоречие неоплатонизма (разрыв между чувственным и ноэтическим) преодолено в теории перихорезиса, как ее излагает Григорий Нисский, а не – ранее – Ориген. В этом аспекте Григорий Нисский явился предшественником Максима Исповедника и его преемников, последующих авторов литургических толкований.
Отдельно следует отметить труды В.Н. Залесской[50], раскрывающие порядок взаимодействия святоотеческой экзегезы и образного строя искусства «византийского антика». Залесской обнаружен наиболее последовательный и глубокий подход к проблеме «христианской античности», бытующей в искусствоведении еще с прошлого столетия. Автор делает особый акцент на влиянии традиции александрийской экзегезы на искусство «византийского антика»; систематизирует его разновидности.
К исследованию александрийской экзегезы, к которой причастны великие каппадокийцы, прибегли также Р.В. Светлов[51], Т. Миллер[52]. Р.В. Светлов обращается е ее религиозным, философским и гностическим истокам. Т.Миллер выявляет историческое бытование традиции в аспекте ее влияния на символизм Средневековья. Традиция александрийской экзегезы может и должна рассматриваться в аспекте ее взаимодействия с философией и эстетикой неоплатонизма, чему посвящена монография Р.В. Светлова. В 2000 году была опубликована монография Ю.А. Шичалина по истории античного платонизма[53] в институциональном аспекте. Это исследование стало необходимым связующим звеном, конкретизирующим порядок включенности платонической и неоплатонической традиции в античную культуру как целое: имеется ввиду практическое взаимодействие платонизма с институтами государственности, религии, науки, образования и др. Итоги исследования Шичалина важны и для рассмотрения святоотеческого неоплатонизма, каковым, – в определенном смысле, – является учение «великих каппадокийцев», поскольку учение Плотина ими был и ассимилировано, и преодолено.
Теоретическая проблема влияния неоплатонизма на становление христианского символизма не утратила полемического значения до настоящего времени. Часть исследователей (С.С. Аверинцев[54], А. Грабар[55], А.Ф. Лосев, Ц.Г. Нессельштраус[56], Э. Панофский[57]) склонна видеть в неоплатонической эстетике основу символизма Средневековья, но часть ученых (В. Вейдле[58], В.М. Живов[59], С.Г. Савина[60] и др.) указывает на принципиальное противостояние язычества и христианства на уровне философии и эстетики.
Исследование генезиса символического реализма является одной из актуальных проблем современной науки, несмотря на значительное количество фундаментальных работ по истории раннехристианского и византийского искусства и культуры. К их числу относятся труды Н.П. Кондакова[61], В.Н. Бенешевича[62], Ф.И. Буслаева[63], А.П. Голубцова[64], И.И. Горностаева[65], А.И. Некрасова[66], Н.В. Покровского[67], И.В. Попова[68], Е.К. Редина[69], Н.И. Троицкого[70], А.С. Уварова[71], а также А.В. Банк[72], Дж. Беквиса[73], О.М. Дальтона[74], О. Демуса[75], Э. Китцингера[76], В.Н. Лазарева[77], В.Д. Лихачевой[78], Д.Т. Райса[79] и др. Современный уровень науки отражен публикациями Т. Вельманс