– Не стоит быть с ним рядом.
– Почему?
– Он сейчас ничего не соображает. И может ударить…
…Боярин Романов с товарищем подошёл к дому Романова. В шубах и шапках, похожих на ведро конское, на голове. Они были на взводе. Романов недовольно бурчал:
– При нынешнем царе Бориске брагу в братине подают не ту! Вот сейчас я тебя такой медовухой угощу! Голова будет светлой, а ноги не будут идти!..
Метель белым кобелём кидалась им под ноги. Шуйский – а это был он – говорил:
– Ты, князь Романов, должен быть царём, а не Бориска! Это опричник, на нём столько крови! Не дай Бог как он живёт!.. Царь Иван Грозный говорил: «Ох, грехи мои тяжкие!..» А потом заявлял: «Отмолим!..» Церковников он не больно любил, хоть и на словах говорил: «Как мне, псу смердящему, равняться с вами?!» – а поучал. Когда ему один монах писал: мол, князья, сосланные тобой в монастырь, так пьют, что в ворота, в которые тройка проскакивает, они по пьяни не попадают, все углы каменных строений обтесали, круглыми сделали, а где деревянные строения, бьются о брёвна и в ярости хотят дома порушить!.. Писал он им, Грозный: «Что ты за игумен?!. При прежнем игумене проездом заскочил я – думаю, покормят скоромным. А он: «Что ты, государь?! У нас пост!..» Поставили стерлядку на стол. Я – руки к ней, а она уже на другом конце стола!.. Так и уехал не емши… А ты своих не можешь укоротить!..»
Так стояли они у сугроба возле крыльца. Романов закричал:
– Юрка, где ты? Вот уж всыплю тебе плетюганов! А ну, сюда!..
С крылечка скатился юркий парень.
– Почему в сугробе тропинку не сделал? Что я, раком должен через него перелезать?..
– Лопата сломалась, князь!..
– Я тебе, лодырь, плетей…
– Сейчас, князь!.. Я – мигом!..
Они стояли и ждали. «Миг» удлинялся.
– Полезли, Василий! Его, плута, не дождёшься!..
Кряхтя, перелезли через сугроб, оставляя в нём глубокие траншеи. Вошли, стуча, в прихожку. К ним подскочил Юра, полынным веником смёл снег с сапожек – так, небрежно веником махнул…
– Почему не вернулся с лопатой и не очистил дорожку?
– Так чай пил из смородинных листьев! Он к сроку поспел…
– Вот, смотри на этого дурака! Он чай будет пить, а хозяин у крыльца у сугроба должен мёрзнуть!..
Отрепьев принял от них шапки, собольи шубы, дал им домашние, без голенищ, валенки.
– Как там медовуха?
– Пробовал, поспела!..
– Поспела… – бурчал он. – То-то она тебе в ноги ударила, бегать расторопно не можешь… Процеди нам и в братине подай на стол… И скажи Марфе: «Всё на стол мечи!..» Не видишь, какой гость у нас!.. Василий Шуйский!..
Сели. Вскоре на столе была икра красная и чёрная в деревянных чашках с расписными узорами, пара осетрин на доске и с приправами, щучьи головы с чесноком, пресные пышки, солёная селёдка и сахар – роскошь, только что появилась на столах. Соль в солонке вволю. Возле неё – ложка. И разваренная телятина парила из большой чашки…
– Идите все!..
Отрепьев знал: раз всех удаляли, значит, будут говорить тайное. Разлили в деревянные сосуды из братины, чокнулись, выпили. Не ждали – по второй! Хмель ударил в голову…
– Я вот что, князь, хочу сказать… – начал Шуйский. – Бориска незаконно на трон пролез!..
– Законно – незаконно, но раз Земский собор во главе с патриархом попросил, колени-то преклонив, то тому быть! А он кочевряжился… Мол, не хочу… не могу… А у самого от радости сердце замирало, как от ледяной воды. И зад слабел…
– А по людским понятиям и делам государственным, когда хан подошёл к Москве, то не он, а ты битву выиграл! Когда в плену у хана грозил ему, что сотни пушек и пороху много привезут и будет бой несравненный… Утёк хан из Руси… Тебя за это надо было избрать!.. А на Бориске – кровь младенца!..
