– Все будет хорошо, – сказала Марина, когда мы садились в машину.
Я посмотрел на нее и понял, что она говорит это скорее для себя, чем для меня. Ей тоже нужна была эта надежда, эта вера в лучшее.
– Да, – согласился я. – Все будет хорошо.
Но в глубине души я уже понимал, что моя жизнь изменилась навсегда. Независимо от того, поможет лечение или нет, я уже не смогу жить так, как жил раньше. Мир стал другим – более тихим, более неопределенным, более пугающим. И мне предстояло научиться жить в этом новом мире.
Глава 4. Трещина в отношениях
Первую неделю лечения я провел в состоянии напряженного ожидания. Каждое утро, надевая слуховые аппараты, я надеялся услышать хоть какие-то изменения – возвращение привычных звуков, восстановление четкости речи. Но с каждым днем мир становился только тише.
Преднизолон давал побочные эффекты – бессонницу, раздражительность, скачки настроения. Я стал нервным, вспыльчивым, реагировал на малейшие мелочи. Марина пыталась поддерживать меня, но мое поведение делало это все труднее.
– Антон, завтрак готов, – говорила она утром, а я видел движение ее губ, но звуки доходили как сквозь толстое стекло.
– Что? – переспрашивал я, хотя понимал по контексту, о чем речь.
– Завтрак готов, – повторяла она чуть громче.
– Не кричи на меня! – огрызался я, хотя она совсем не кричала.
Такие сцены повторялись постоянно. Каждый разговор превращался в испытание – для меня, потому что я не мог нормально воспринимать речь, для нее, потому что приходилось повторять, объяснять, подстраиваться под мое состояние.
Работать стало практически невозможно. Я брал больничный лист, но даже дома не находил покоя. Телевизор превратился в источник раздражения – я видел движущиеся картинки, читал субтитры, но живого звука не было. Музыка, которую я любил, стала недоступной. Мир обеднел, стал плоским и безжизненным.
Марина старалась поддерживать привычный ритм жизни. Она рассказывала о работе, делилась новостями, пыталась вовлечь меня в разговоры. Но мне становилось все труднее следить за ее речью, особенно когда она говорила быстро или эмоционально.
– Сегодня к нам в офис приходил новый клиент, – рассказывала она за ужином. – Такой интересный проект, мы будем разрабатывать дизайн для сети кафе…
Я смотрел на ее лицо, пытался читать по губам, но быстро уставал от такой концентрации. Слова размывались, смысл терялся, и я чувствовал себя все более изолированным от ее мира.
– …а еще Света сказала, что они планируют корпоратив в следующем месяце, помнишь, я рассказывала…
– Угу, – кивал я, потеряв нить разговора еще несколько предложений назад.
– Антон, ты меня слушаешь?
– Конечно, слушаю, – раздраженно отвечал я. – Ты говорила про кафе.
– Я уже пять минут рассказываю про корпоратив. Про кафе было в начале.
– Ну извини, что я не могу запомнить каждое твое слово!
Марина замолкала, и я видел в ее глазах боль. Она пыталась быть терпеливой, понимающей, но мое постоянное раздражение подтачивало наши отношения.
Особенно тяжело стало, когда к нам приехали ее родители. Они не знали о моих проблемах – Марина решила пока не расстраивать их. Но скрывать ухудшение слуха в компании было практически невозможно.
– Антон, как дела на работе? – спросил ее отец за обеденным столом.
Я понял вопрос только потому, что он всегда спрашивал об этом, но ответить внятно не мог – не знал, что еще говорилось в разговоре до этого.
