Всё-таки слабо я ему тогда врезал.
– Не зря тебе Господь детей не дал, Громов… это знак! – и пальчиком в потолок тыкнул. – Не зря… желает он, чтоб род твой гнилой прервался…
– Заткнись, а?
– Это потому что не понимаешь ты, что такое нормальная семья…
– Семья? – ярость накрывает. С головой вот. И приборы отзываются всполошенным писком. А я сажусь. Откуда только силы взялись? – Семья, Викуша… действительно, я не понимаю, что такое нормальная семья… откуда мне… меня ж в детдом запихнули, когда мне пять исполнилось. При том, что от прав своих папенька не отказался…
Не знаю, были ли желающие меня усыновить. Сомневаюсь. Хотя…
И может, иначе бы пошла моя жизнь.
И не только моя.
Может, тот парень, из перегонщиков, довёз бы машинку до дома и жил бы. Или та старуха. Или пацанёнок… его ведь не специально задело, мы ж не отморозки, чтоб по детям прицельно шмалять, но… единственный, за кого мне совестно отвечать будет. Хотя, может, и не я его… там не понять, кто.
Другие опять же…
Может, тогда не было бы Грома, а был бы вот ещё один бесхребетный интеллигент, который пытается пыжится, дуется, того и гляди лопнет.
– И потом… хоть раз, когда мне была нужна помощь, эта вот семья помогла? Нет… вы делали вид, что меня не существует. И вспоминали только когда сами оказывались в жопе… и не стеснялись… и петь начинали…
Хлопнула дверь, впуская докторов…
Да живой я.
Пока ещё живой.
Но меня укладывают, спешно колют что-то такое…
– Семья, – я не уверен, что Викуся меня слышит, но не сказать, чтоб сильно беспокоился. Говорю больше для себя. – Семья – это когда в обе стороны работает…
И речь становится бессвязной.
Вижу, как охрана вежливо выводит Викентия из палаты. Последняя мысль: надо пробить, кто из местных ему стучит. А что стучат, сомнений нет, иначе откуда бы так скоренько про свадьбу эту идиотскую пронюхал.
Как бы не натворил беды…
Чем умней башка, тем больше в ней дури собирается.
Место то же.
Запахи.
Силуэты.
Кровать. И окно. Савка решился добраться до него и на подоконник залез. Интересно, что там? Мне вот тоже интересно. В моё, больничное, видны стрелы небоскрёбов.
– Что такое небоскрёбы? Здравствуйте, – Савкина радость светлая и даже немного неудобно, потому что было бы кому радоваться.
Но приятно, что уж тут.
И будет ложью сказать, что я совсем не думал о семье. Думал. Особенно в последние годы. Или когда диагноз поставили. И о детях думал. О сыне. Наследнике. Чтобы передать всё. Только как-то оно не заладилось, что ли?
А болит. Нашёл-таки Викуся, поганец, слабое место. Оказывается, и у меня они есть.
Не важно. Небоскрёбы, Савка, это дома. Во много этажей.
Савка знает. Видел. Они с маменькой одно время жили в доходном доме купчихи Селюцкой, правда, на самом верху, на чердаке, но так дешевле. Там ему нравилось. Высоко. Интересно. И за стенкой – голуби курлычут. Только подниматься тяжко, на пять этажей.
Нет, Савка, небоскрёбы – это выше. Много выше.
Вспоминаю, почему-то уверенный, что вспоминания мои Савка увидит. И он видит. И замирает в восторге. Он про такое только читал, раньше, когда мог читать. И картинку видел, про то, что в Москве высотное строение указом Его императорского Величества возвели.
Отец ещё сказывал, что когда-нибудь Савку в Москву возьмёт.
Учиться.
И следом я уловил печаль.
Не взял, выходит… ну ничего. Вырастешь и сам поедешь. В больших городах и возможности большие. Поступишь учиться…
