– Удержишься, – усмехнулся Сокол, догадавшись, что я его наконец узнала и о чем сейчас лихорадочно размышляю. – А коли нет, на себя пеняй.
Он дернул за повод, объехал обалдевшего от счастья купца и пустил коней в галоп. Охоронец поспешил за нами.
Погода продолжала портиться, и всадники, посовещавшись, повернули к ближайшему селению, чтобы переждать непогоду. Мне, правда, было уже все равно – я страшно замерзла, голова болела нестерпимо, картинка перед глазами все время норовила куда-то поплыть. Наверное, Сокол неверно оценил мои силы, и я все же вскорости сползу с седла. Сокол и сам это понял, потому что придержал коня и поехал вровень со мной, чтобы подхватить, если соберусь падать. Хорошо хоть он мне руки не развязал – можно было за луку седла не держаться, иначе давно бы съехала вниз.
Мы въехали в небольшое селение под проливным дождем. В черном небе вспыхивали зарницы, завывал ветер. Я уже ничего не могла различить сквозь потоки воды и темноту, даже лай собак слышался отдаленно и глухо.
Потом веревки дернуло, охоронец Сокола снял меня с коня и поставил на ноги. От ветра капюшон отлетел назад, и передо мной предстал Леший, грозный и встревоженный одновременно.
– Леший, ты живой! – я вцепилась в его плащ, темнота вокруг продолжала сгущаться. Может, она только в моей голове? – Как же я рада…
– Нечего мне зубы заговаривать! – рявкнул хазарин. – На сей раз от выволочки не отвертишься! Мы уже и не чаяли тебя отыскать, бедовая твоя голова!
– Да, да, – старательно согласилась я, начиная тихонько сползать вниз. – Голова у меня точно… Я на все согласная… Только можно, я прилягу чуток…
Леший крепко взял меня за плечи, вгляделся в лицо:
– Где болит? – резко спросил он, не отрывая от меня напряженного взгляда.
– Голова… где ударилась, и в висок отдает…, – уже не очень связно пробормотала я. – Но это ничего… ты прав… меня давно пора выдрать…
И тут я ухнула в какую-то черную яму, а встрепенувшись, увидела, что мы уже в избе, в теплой полутьме у жарко натопленного очага. Я полулежала на лавке в чужой рубахе до пят, укрытая одеялом, а рядом сосредоточенный Леший аккуратно ощупывал мне голову.
– Жить-то буду? – я выдавила кривую улыбку.
– Не ведаю пока, – откликнулся знахарь и протянул мне ковш с горячим и терпким напитком. – На-ка вот, согрейся, замерзла совсем.
– Спасибо, – я с наслаждением глотнула, подержала ковш в ладонях, сделала еще глоток. – Леший, прости меня, я не хотела тебя рассердить…
– Я и сам хорош, – поморщился хазарин. – Не стоило мне тебя одну оставлять. Да и уж коли недоброе заподозрил, в Новоград вернуться следовало, а не в ворота лезть… Сглупил я знатно! Моя вина, что ж тут еще молвить. А тебе стоит выполнять, что обещано! Мы ж едва тебя отыскали, и лепо, что купец от жадности обо всем позабыл. Сокол так византийцем обернулся, даже я поверил. А коли б не сумел?
Я тяжело вздохнула и опустила взгляд – возразить мне было нечего.
– С Милой хоть все в порядке?
– Живехонька и здорова, лишь о кусты оцарапалась. Ее разбойники не заметили, торопились тебя поймать.
– Фигушки бы поймали, если б не та коряга, – вновь расстроенно вздохнула я.
– Не усомнюсь, так и есть, – хмыкнул Леший. – Волянда жаловался все, что ты его шайку едва не уморила, так улепетывала.
– А ты б не улепетывал? – я чувствовала себя полной дурой и не поднимала глаз.
– Будь на месте твоем – еще как бы! – со всей возможной искренностью согласился Леший.
